Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры
Шрифт:
Вот только даже захват этих трех судов не обошелся без применения силы. С бортов всех троих при приближении крейсера открывался редкий ружейный огонь, который подавлялся стрельбой из 47-мм пушки, и лишь после этого на суда подымалась призовая партия. В отличие от длинных винтовок, которые с примкнутым штыком оказывались выше японских солдат, револьверы и ружья в условиях абордажа оказались куда более применимыми и пару неугомонных стрелков, что еще не побросали оружие на палубу, удалось ликвидировать довольно быстро. Сработала и очередная задумка Ивана, вылившаяся еще в Санкт-Петербурге в изготовление бронекирас. Неказистая с виду и тяжеленная, прикрывавшая только грудь 6-мм бронеплита,
Большая часть расчетов захваченных орудий погибла на одном из потопленных транспортов, поскольку грузовые пароходы, не имея пассажирских кают, могли принять на борт не более десятка солдат, которые сопровождали бы столь ценный груз. Оттого и стрельба с этих судов велась весьма редкая. По этой же причине ни одно из судов не было взорвано сопровождающими орудия офицерами – все они погибали еще во время перестрелки.
Силуэт "Полярного лиса" в Вэйхайвэе знали уже хорошо, оттого со входом на внутренний рейд не возникло особых задержек. Боновые заграждения были отбуксированы в сторону, а пришедший на паровом катере лоцман провел конвой через минные поля.
Оказавшись под прикрытием многочисленных фортов и всего Бэйянского флота, Иениш смог, наконец, позволить себе расслабиться, поскольку в течение всего пути до китайской военно-морской базы серьезно опасался наткнуться на японские крейсера. Но за те сутки, что понадобились на переход, им так никто и не повстречался, кроме нескольких рыбацких джонок на подходе к Вэйхайвэю, так что все переживания и непрерывное бдение оказались напрасными.
Стоило минному крейсеру встать на якорь, как к его борту вновь подвалил паровой катер и Иениша пригласили на беседу к адмиралу Дину. По всей видимости, японцы уже перерезали телеграфное сообщение с Люйшунькоу, и потому получать свежие новости об их продвижении было неоткуда.
– Здравия желаю, господин адмирал. – отдал честь Иениш, стоило ему оказаться в адмиральской каюте на "Диньюане".
– Здравствуйте, господин Иениш. – слегка поклонился в ответ адмирал и указав на кресло, предложил присаживаться. – Как я смог воочию убедиться, вы вновь смогли дать японскому флоту по носу и увести у него целых три парохода. Я уже не говорю о двух миноносцах! Не поведаете, где и при каких обстоятельствах вам вновь улыбнулась удача? А также как сейчас обстоят дела в Люйшунькоу?
– Конечно, господин адмирал. – кивнул Иениш. – Скажу сразу, что еще четыре дня назад, когда мы покинули Люйшунькоу, японцы не подошли даже к Даляньваню, потому до штурма Люйшунькоу еще далеко, но то, что он, несомненно, произойдет – это факт. По данным полученным от членов экипажей захваченных нами судов, японцы создали транспортный флот из полусотни крупных пароходов, который под охраной кораблей их флота перебрасывает свежую армию на Ляодунский полуостров. Эти три транспорта как раз были из состава этой флотилии ...
Беседа продлившаяся полтора часа окончилась экскурсией по трофейным судам и демонстрацией десятков захваченных орудий, от вида которых у цинских офицеров едва не закапали слюни. Во всяком случае, блеск в глазах у них был хорошо заметен даже в темноте судовых трюмов. Побитые же миноносцы не вызвали особой реакции по причине их посредственного состояния и малой боевой ценности.
Два последующих дня прошли в многочасовых жесточайших торгах, в течение которых обе заинтересованные стороны шаг за шагом приближались к взаимоприемлемому
Оставаться в Вэйхавэе он не собирался. Во-первых, это никак не могло способствовать улучшению материального положения как его самого, так и его экипажа, а во-вторых, ознакомившись с делами на китайской эскадре, он понял, что японцы уже выиграли. О каких-либо наступательных операциях китайскому флоту нечего было и мечтать, поскольку еще одного сражения подобно тому, что произошло у реки Ялу, Бэйянский флот не выдержал бы. Он мог бы громко хлопнуть напоследок дверью, но и только. Поврежденные механизмы и неполный боекомплект, пополнить который было неоткуда, не оставляли китайскому флоту ни малейшего шанса, тем более что единственная военно-морская база, которая могла бы провести ремонт пострадавших после очередного боя кораблей, была этим самым флотом оставлена без боя. Можно сказать – брошена на произвол судьбы, поскольку без прикрытия со стороны флота войска оставшиеся в Люйшунькоу вряд ли могли сдержать японцев.
21-го ноября японцы взяли штурмом укрепления Люйшунькоу, а 22-го полностью захватили как крепость, так и город. Еще задолго до того как крепость пала, в ней началось повсеместное мародерство. Большая часть командного состава, прибрав к рукам все более-менее ценное, что удалось загрузить на лошадей, сбежала из обреченной крепости еще до подхода японцев к укреплениям Люйшунькоу. Оставшиеся же без начальства солдаты и ополченцы, недолго думая, принялись растаскивать то, что не смогли прибрать к рукам офицеры. Но все это оказалось сущей мелочью по сравнению с тем, что устроили японские войска. Неизвестно что стало причиной, но ворвавшиеся в город отряды японцев принялись убивать всех подряд, так что к моменту, когда бойня завершилась, десятки тысяч китайцев были застрелены, заколоты или забиты насмерть – практически все население города. В живых осталось лишь несколько десятков человек.
К этому времени отремонтированный "Полярный лис" следовал на буксире захваченного ранее угольщика к островам Бонин, где можно было в относительно комфортных условиях и не привлекая к себе чьего-либо внимания, за исключением местных жителей, переждать зимние штормы, действовать в которые столь небольшому кораблю виделось чрезвычайно опасным. А пока суда неспешно скользили по морской глади, в капитанской каюте минного крейсера три компаньона с благоговением подсчитывали полученные за последние четыре парохода барыши.
Поскольку все четыре судна уже были признаны их собственностью, и делиться с многочисленными цинскими чиновниками не имело смысла, господин Ван за десятую часть, пошедшую в его личный карман, смог пристроить трофеи едва ли не в мгновение ока. Заодно удалось стрясти часть предыдущего долга, правда, согласившись отдать тому же Вану четвертую часть на многочисленные взятки. Патологических жаден среди цинских чиновников было немало, а вот дураков не водилось вообще, потому, видя, что страна проигрывает войну, все они стремились урвать кусок-другой, до того как все покатиться в тартарары.