Вынужденный брак
Шрифт:
Но Наталья упорно не хотела этого понимать. Как он ей не объяснял, никакие доводы во внимание не принимала. По ее зашоренному мнению, соблазнить женщину – это низко. Разозлившись, он неосторожно произнес:
– Было бы по-вашему, человечество давно бы вымерло! – Ему казалось дико говорить ей «вы», но на «ты» он перейти не посмел.
При этих словах она замерла, о чем-то вспомнив.
– А вы хотя бы предохранялись?
– Зачем? Я ничем не болею, вы, надеюсь, тоже.
Она вспылила:
– А вы не думаете о возможной беременности?
Он
– Какой беременности? Вам же далеко за сорок.
Гневно покраснев, она зло выпалила:
– Вы что, решили, что я старуха?
Обо всем догадавшись, он радостно возвестил:
– Если будет ребенок, это будет дар небес!
От этих слов Наталья запылала еще больше. Ее глаза опасно зашарили по комнате, разыскивая подходящее метательное орудие. Николай поспешно предложил, спасаясь:
– Давайте позавтракаем и поедем?
В таком настроении предлагать ей нечто большее, хоть и хотелось, но не следовало. Благоразумнее иногда отступить, чем добиваться своего.
Наталья Владимировна решительно отказалась:
– Отвезите меня домой, а завтракать будете потом где угодно и с кем угодно.
Чтобы не разозлить ее окончательно, он оделся и молча вышел из комнаты.
Наталья села в подогнанную им к крыльцу машину с видом оскорбленной в своих лучших ожиданиях королевы. Бармен, наблюдающий за ними из окна, непочтительно захихикал, но, к счастью Николая, спутница не заметила его довольную физиономию.
Всю дорогу в салоне царило напряженное молчание, которое никто из них не хотел прерывать. Остановившись у ее дома, Николай Иванович требовательно спросил:
– Когда мы встретимся?
Она бросила, раздраженно сверкая глазами:
– Никогда!
Пробормотав, что это он еще посмотрит, Николай Иванович открыл двери и быстро уехал, дав ей понять, что тоже умеет быть недовольным. Зайдя в квартиру, Наталья Владимировна уныло подумала, что, возможно, зря повела себя так категорично, но разве можно спускать подобные вещи? Это ведь так непорядочно!
Но, вспомнив, что на войне и в любви все средства хороши, справедливости ради признала, что иначе, пожалуй, она никогда бы не познала радости плотской любви. Но это лишь еще один способ убедиться, что они ей вовсе не нужны.
Глава пятая
Юрий зло чертыхнулся. Модель буровой установки, созданная им на мониторе компьютера, вела себя по меньшей мере странно. Вместо того, чтобы показать, как она будет вести себя в условиях вечной мерзлоты с новым, более мощным двигателем, она явно возомнила себя изящной балериной и лихо подпрыгивала, делая неприличные антраша.
Опять он сделал ошибку в расчетах, или запятую лишнюю нарисовал, или нолик не там поставил. Он прикрыл глаза, протянул руку, взял стоявшую на столе бутылку теплой мерзкой минералки, глотнул и чуть не выплюнул ее на тусклый пол. Подозвал лаборанта:
– Гоша, проверь расчеты, а? Где-то я портачнул, и не могу понять, где.
Григорий, долговязый покладистый парень, взял протянутую ему дискету и с сочувствием посмотрел на замученного шефа.
– Вам отдохнуть бы надо, Юрий Евгеньевич, – и не удержался, чтобы не продемонстрировать свое понимание причины немочи босса: – И желательно одному.
Бобров сурово посмотрел на парня, но тот уже ушел, посвистывая и всем своим видом выражая удовольствие от жизни. Юрий с нескрываемой завистью посмотрел ему вслед. Если бы он мог так же беззаботно свистеть…
Он не ушел от Инги, как первоначально намеревался. Женщина ему всё равно нужна, он же нормальный мужик, а тратить силы на поиски новой любовницы было элементарно лень. Да и где гарантия, что следующая окажется лучше Инги?
Но жить стало тоскливо. Не хотелось абсолютно ничего. Может быть, это просто депрессия? Хотя он и знал, что существует такая болезнь, но она всегда казалась ему оскорбительной и надуманной спутницей слабых, психически неуравновешенных людей, и к нему никакого отношения не имеющей.
Но что же тогда с ним? Все ласки Инги отвергал под предлогом крайней усталости, не замечая ее обеспокоенных глаз. Стараясь ему помочь, она купила дорогие поливитамины, которые он исправно глотал, но которые ни на грош не помогали. Он подозревал, что нужно менять свою жизнь, но как? Чувствовал себя как увязшая в тягучем сладком меде пчела, не имевшая сил вырваться на свободу.
Посмотрев на часы, оторвался от монитора с пляшущей буровой и резко встал. Сделал два-три наклона, от которых кровь резвее побежала по жилам и позвонил Пашке.
– Дружище, куда идешь на обед?
– Думал в нашу столовую, если у тебя нет другого предложения.
У него было другое предложение, и через полчаса они сидели в кафе на углу, поглощая борщ по-украински и поглядывая по сторонам. Пашка, как обычно, обряженный в нелепую ярко-розовую рубашку, но при черном галстуке, недовольно бурчал:
– В нашей столовке и то гораздо вкуснее и дешевле!
Этим заявлением изрядно развеселил спутника.
– У тебя что, денег нет?
Это предположение было по меньшей мере странным, поскольку Павел, будучи всего-навсего ведущим специалистом, получал не меньше его, начальника лаборатории, только за то, что был племянником директора института и сыном управляющего нефтяной компании, под крылом которой существовал их НИИ.
Придирчиво разглядывая выловленный им из тарелки жилистый кусок мяса, Пашка наставительно произнес:
– Важен принцип, мой дорогой!
Расплатившись с официанткой, причем Павел не преминул недовольно попенять ей на низкое качество поданной им еды, вышли на улицу. Октябрь был вполне обычный: с мелким противным дождем, слякотью и той особой промозглостью, что возможна только осенью.
Медленно отправились к виднеющемуся невдалеке коричневому зданию НИИ. Павел молча курил, и Юрий завистливо следил за его рукой с сигаретой. Может, плюнуть на собственные убеждения и влиться в дружные ряды наркоманов-табакокурильщиков?