Выплата Долга Братвы
Шрифт:
– Я понимаю.
– Было бы лучше, если бы вы хотели позвонить или связаться с кем-нибудь, вы…- она улыбается.
– солгали .
– На месяц?
– сухо говорю я.
Нина просто улыбается.
– Если больше ничего нет, спокойной ночи.
Она поворачивается и выходит, оставляя меня наедине с моим бешено колотящимся сердцем и кружащиемися мыслями. Я медленно поворачиваюсь, осматривая комнату. Я подхожу к кровати и провожу пальцами по роскошному шелковому одеялу. Через дверной проем я нахожу огромную элегантную ванную комнату—все белые полотенца, серебро и хрусталь. Как будто
Я возвращаюсь в спальню и иду проверить шкаф. Я бросаю взгляд на размер одного из элегантных платьев, висящих на вешалке, и хмурюсь: это мой размер. Тот, что рядом с ним, тоже. Мой пульс учащается, когда я проверяю все больше и больше предметов одежды. Но они все такие; они все именно моего размера. Платья, топы, джинсы...Даже долбаные туфли, расставленные на полках, точно моего размера.
– Как, черт возьми...
Я хмурюсь и иду через комнату. Я останавливаюсь перед высоким комодом, заставленным тонкими ящиками. Я вытаскиваю один и краснею, глядя на ряд за рядом кружевных, нежных трусиков. Я быстро закрываю его. Но ящик внизу такой же. Как и тот, что над ним. Весь комод заполнен элегантным нижним бельем всех возможных видов—трусики, бюстгальтеры, слипы, чулки и многое другое более интимные. Я чувствую, как мое лицо жарко горит, когда я бросаю взгляд на несколько ярлыков. Неудивительно, что, как и все остальное, они все моего размера.
Я стою там, уставившись на все это, прежде чем медленно отступить. Я дрожу и оглядываюсь по сторонам, как будто за мной наблюдают. Я возвращаюсь в спальню и беру свой телефон. Я помню, что Нина говорила о том, что за ним следят, но все равно открываю его. Перейдя к номеру Зои, я нажимаю кнопку вызова.
– Куда блять ты ушла?!
Я вздыхаю с облегчением при звуке ее голоса.
– Эй! Я…- Я хмурюсь. Мне хочется закричать и рассказать ей, что только что произошло со мной—все это. Я имею в виду, что они собираются сделать, застрелить меня?
– Зои, только что произошло самое безумное дерьмо ...
– Да, ты бросила меня в беде на своей собственной выпускной вечеринке! Ты хоть представляешь, сколько раз Чет Брубейкер приходил и вынюхивал, спрашивая меня, где ты была?
Я съеживаюсь.
– Мне так жаль ...
– И когда он наконец перестал спрашивать о тебе, он начал спрашивать меня что я делаю сегодня вечером.
Я ухмыляюсь.
– И?
– Не быть напуганным и атакованным этим грязным ведром, вот что я делаю.
Я хихикаю, прежде чем замолчать. Я оглядываюсь по сторонам.
– Ну и что?
– Хм?
Зои вздыхает.
– Где ты, черт возьми, находишься? Я даже пошла и спросила у твоего отца. Но он дал мне этот безответный ответ хромого политика.
– Я ... — Я закрываю глаза. Я хочу сказать ей. Но я знаю, что не могу. Забыв о собственной безопасности… что будет с ней если я расскажу все о том, что происходит, когда меня притащили в дом опасного русского вора в законе?
– Мне позвонил глава отдела по подбору персонала той фирмы, и они действительно хотели, чтобы я пришел на встречу”.
Зои кричит в трубку.
– Это потрясающе! Боже мой, поздравляю!
Я улыбаюсь, чувствуя себя виноватой за ложь.
– Э-э, спасибо.
–
Я морщусь.
– Да, э-э… Я не могу.
– Э-э, отстойно. Тогда завтра?
– Не могу.
Я стону. Что я собираюсь делать, продолжать в том же духе в течение месяца?
– Хорошо, когда твой график ... ”
– Фирма находится в Нью-Йорке, - выпаливаю я.
– Они, э-э, они меня вытащили. На неделю.
– Неделя!?
– Две недели, - вру я сквозь зубы.
– Срань господня, Фиона! Я имею в виду, что я не юрист, но, похоже, это, наверное, хорошо?
– О, да, это здорово…- Я снова окинула взглядом роскошные покои. Медленно качая головой, пытаясь понять, что, черт возьми, со мной происходит.
– В любом случае, извини, что так убежала. Мне позвонили, и...
– О Боже, даже не напрягайся. Я понимаю. Что ж, желаю тебе хорошо провести время в Нью-Йорке! Позвони мне! Расскажешь мне о работе, когда сможешь, маленький гений.
Я смеюсь, но это вынужденный смех, за которым нет настоящих эмоций.
– Да, будет сделано.
– Ладно, пока!
– Пока.
Я вешаю трубку, чувствуя себя ужасно из-за того, что солгала своей лучшей подруге. Я пересекаю большую комнату и плюхаюсь на кровать. Откидываюсь на нее, наслаждаясь тем, какая она мягкая и совершенная. Опять же, я выросла ни в чем не нуждающийся, в богатстве и с приятными вещами. Но весь этот дом находится на совершенно другом уровне.
Виктор тоже находится на другом уровне. Я краснею, когда мои мысли возвращаются к ужасающему и все же совершенно великолепному мужчине, который запер меня в своем доме. Я читала о нем в новостях, как и все другие люди. Он человек, находящийся в эпицентре сотни уголовных дел—контрабанды, незаконного оборота оружия, отмывания денег, рэкета, убийств и, возможно, чего похуже. И все же он неприкасаем. Он навсегда отделен от каждого преступления, в котором он явно замешан, как раз достаточным пространством, чтобы у закона ничего не было на него.
Со стороны юриста, это, честно говоря, впечатляет. Со стороны его пленника, это ужасно.
Я провожу руками по волосам, а затем со вздохом сажусь. Я бросаю взгляд в сторону огромной ванной и прикусываю нижнюю губу. Душ сейчас звучит божественно. Но я останавливаюсь, нервно оглядывая комнату. Что, если там есть камеры? Что, если он наблюдает за мной прямо сейчас?
Я представляю, как Виктор сидит перед экраном и смотрит, как я раздеваюсь. Я густо краснею, когда эта мысль превращается скорее в сон наяву—тревожную фантазию о том, как он медленно раздевается, прежде чем войти и заключить меня в объятия.
Мои глаза закатываются, а лицо жарко горит. Ладно, хватит об этом. Я хмуро оглядываюсь по сторонам. Ну, есть камеры или нет, что мне теперь делать? Не принимать душ в течение следующего месяца? Никогда не переодеваться? Я встаю и начинаю расстегивать молнию на платье. Но потом я останавливаюсь и подхожу, чтобы выключить свет. Но потом мне приходит в голову мысль, что если такой человек, как Виктор Комаров, хочет шпионить за тем, как я раздеваюсь, то у него, наверное, все равно есть камеры ночного видения.