Выполнение замысла
Шрифт:
– Еще есть?
– чуть слышно спрашивает.
Мне показалось, что ослышался. Поднимаю взгляд на него.Романов смотрит на меня потухшим взглядом.
– Есть, - решительно отвечаю и показываю пальцем на голову.
– Сообщи о том, что можно проверить быстро, - приказывает.
Смотрю, что Романов подобрался и даже румянец вернулся. Сажусь, придвигаю к себе блокнот, и демонстративно взглянув на собеседника, вспоминаю недавнее сообщение Ксенофонтова о смерти Папы и начинаю писать:
«Недавно избранный Папа Римский вскоре скончается и
Романов не выдержал, поднялся и встал за плечом, читая сразу, чего я пишу.
Пишу - «Мазуров» и «Машеров» и поднимаю голову. Григорий Васильевич кивает, а потом вопросительно вскидывает подборок. Понимаю - это вопрос «когда?» Задумываюсь. Мазуров вскоре умрет. Официальная версия - по болезни. (По слухам - убит). По смерти Машерова помню, что будет дорожно-транспортное происшествие. Автомобиль Машерова столкнется с самосвалом, который нарушив Правила дорожного движения, выскочит на главную дорогу. Что-то вертится в памяти, насчет урожая. Вероятно, тот погибнет осенью. Так и пишу - «осенью восьмидесятого года».
Задумываюсь о том, что еще могу привести Романову в доказательство своих возможностей и понимаю, что нечего. Точных дат и многих событий не помню. В панике начинаю писать об всем, о чем помню:
«Военный конфликт между КНР (Китайская Народная республика) и СРВ (Социалистическая Республика Вьетнам). Китайские войска вторгнуться на территорию Вьетнама. Завяжутся приграничные бои. Наши пригрозят Китаю, даже приведут в повышенную готовность войска Дальневосточного округа и они выведут свои части. До этого конфликта Вьетнам введет свои части на территорию Камбоджи и нанесет несколько поражений армии Пол Пота. Китай поддерживал режим Пол Пота. Срок - конец осени, зима.
Исламская революция в Иране. Шах сбежит из страны. Светское Правительство будет свергнуто. К власти придут исламисты во главе с аятоллой Хомейни. В стране отменят все светские законы. Будет создано единственное в мире шиитское государство. США и нас признают врагами. Срок - зима, весна следующего года».
Задумываюсь. Что еще написать, чтобы поразить Романова. Открываю чистый лист.
«Предатели в СССР. Действующие, будущие, прошлые и вероятные.
Калугин, генерал КГБ. Первое главное Управление. Самый молодой генерал.
Поляков, генерал ГРУ.
Огородник. МИД или Министерство внешней торговли.
Кулак (Кулик), Герой Советского Союза, КГБ. Сейчас на пенсии».
Вспомнив о Великом Советском писателе Л. И. Брежневе, возвращаюсь к предыдущему листку и вписываю: «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Л. И. Брежнев». На Романова не смотрю,
Продолжаю о предателях:
«Пигузов, Толкачев. Кто такие не знаю, но фамилии довольно редкие.
Резун. Сейчас должен работать в резидентуре в Западной Европе.
Гордиевский, - вроде КГБ.
Шевченко - посол в ООН.
Горбачев - вредитель.
Шеварднадзе - потенциальный враг.
Яковлев Александр - подозрения в шпионаже. Агент влияния. Помощник Горбачева.
Ельцин - сейчас первый секретарь Свердловского Обкома КПСС. Будет Президентом России. Ради личной власти готов на все».
Романов тронул меня за плечо и произнес:
– Хватит пока. У меня больше нет времени. Давай свои бумаги, почитаю и подумаю. Из Ленинграда пока не уезжай. Напиши мне телефон, по которому тебя можно будет найти.
– Я буду ежедневно звонить Петру Петровичу, - отказываюсь давать телефон.
– Ты мне не веришь? Зачем же ты искал со мной встречи?
– удивляется.
– Вам верю, но Вашему окружению нет, - сообщаю.
Некоторое время Романов сверлит меня недовольным взглядом, но потом кивает, соглашаясь.
– Думаю, наша встреча не последняя, - предупреждает.
– Что ты хотел по своим песням?
– вспоминает.
– Передать песню «Дорога жизни» какому нибудь певцу и зарегистрировать, как свою интеллектуальную собственность. Потом представлять Художественному Совету другие песни, и если Совет пропустит, регистрировать их, - сообщаю о своем желании.
– Я подумаю, - обещает Григорий Васильевич.
– Сейчас можешь идти, - разрешает.
– Если встретишь Петра Петровича, то попроси подняться, - просит.
Вырываю исписанные листки из блокнота и вместе другими, в том числе испачканным передаю ему. Забираю блокнот и прощаюсь.
Отступление. Романов. Ксенофонтов.
Оставшись один Романов задумался, глядя на небольшую пачку исписанных листков в руке. Поверить в то, чего он узнал сегодня, было невозможно. Но именно из-за ужасного финала в это почему-то верилось. Не может, даже самый извращенный мозг придумать такого. И проверить правдивость Соловьева пока не возможно. «Молодой засранец! Свалил на меня этот груз и, наверное, доволен», - зло подумал о пророке. Если это правда. Но мне чего с этим делать?
Хлопнула дверь в прихожей и в комнату вошел хозяин квартиры. Увидев задумавшегося Романова с пачкой листков в руке, Ксенофонтов поинтересовался:
– Как прошла встреча? Сообщил Соловьев что-либо интересное?
– Да, сообщил. Не знаю, что и думать, - отвечает, по-прежнему погрузившись в свои мысли.
Романов встал и, посмотрев на Ксенофонтова сообщил:
– Слишком все неожиданно. Мне надо подумать, а сейчас пора ехать. Разговаривать некогда. Потом с тобой свяжусь. Соловьев по-прежнему будет тебе звонить дважды в день. Будь добр, не спеши своим докладывать об этой встрече. Очень тебя прошу.