Выпуск 1. Том 10
Шрифт:
– Мой дорогой, – возразил я, – у меня уже есть секретарь, и другого мне не надо.
– А по-моему, надо, сэр Юстас. Где сейчас ваш секретарь?
– Болен. Страдает разлитием желчи, – пояснил я.
– А вы уверены, что дело именно в этом?
– Конечно. У него часто бывают приступы.
Посетитель усмехнулся.
– Может быть, может быть… Время покажет. Но вот что я скажу, сэр Юстас: мистер Милрей вовсе не будет удивлен, если вдруг окажется, что на вашего секретаря совершено покушение… О нет, вам лично ничего не грозит, – добавил он, очевидно заметив на моем лице тень беспокойства. – А вот убрав секретаря, можно существенно облегчить доступ к вам.
Вид у молодого человека был весьма решительный. Мы долго глядели друг на друга, и он меня «переглядел».
– Хорошо, – еле слышно пролепетал я.
– Никому не говорите, что я вас сопровождаю.
– Хорошо, – повторил я.
В конце концов, может, оно и к лучшему, что этот парень поедет со мной?.. Однако меня не покидает предчувствие, что я ввязываюсь в серьезную авантюру. И как раз тогда, когда мне казалось, что я обрел покой.
Незнакомец собрался уходить, но я его остановил:
– Неплохо было бы узнать, как зовут моего нового секретаря. – В моем голосе звучал сарказм.
Молодой человек подумал и заявил:
– Гарри Рейберн… По-моему, вполне подходящее имя.
Такая манера знакомиться показалась мне довольно своеобразной. Но все же я в третий раз сказал:
– Хорошо.
9
Анна продолжает свой рассказ
Героине совсем не подобает страдать морской болезнью. В романах чем страшнее качка, тем лучше героиня себя чувствует. Всем вокруг плохо, и лишь она гуляет по палубе, бросая вызов разбушевавшейся стихии и наслаждаясь штормом. С сожалением должна признать, что при первой же волне я побледнела и кинулась вниз, в трюм. Сердобольная горничная отнеслась ко мне очень сочувственно и угостила поджаренным хлебом и имбирным элем.
Три дня я стонала, не вылезая из каюты. Цель путешествия была забыта. Мне уже не хотелось разгадывать тайны. Я была уже не та Анна, которая в восторге примчалась домой из пароходной конторы.
Теперь я с улыбкой вспоминаю свое стремительное появление в гостиной. Миссис Флемминг сидела одна. Она повернула голову на звук моих шагов.
– Это вы, дорогая Анна? Я хочу с вами поговорить.
– Да-да, миссис Флемминг. – Я постаралась обуздать свое нетерпение.
– Мисс Эмери меня покидает. – (Речь шла о гувернантке.) – И поскольку вам так и не удалось подыскать себе место, я подумала… может быть, если вы захотите… вот было бы чудесно, если бы вы остались с нами!
Миссис Флемминг меня очень растрогала. Я прекрасно знала, что не нужна ей. Доброй женщиной двигало чисто христианское милосердие. Мне стало стыдно, что я мысленно критиковала ее. Вскочив со стула, я кинулась к миссис Флемминг и порывисто обняла ее.
– Вы такая милая! – воскликнула я от души. – Милая, чудная, прекрасная! И я вам так благодарна! Но все в порядке. В субботу я отправляюсь в Южную Африку.
Моя порывистость испугала добрую женщину. Она не привыкла к столь внезапному проявлению чувств. А мои слова напугали ее еще больше.
– В Южную Африку?! Анна, дорогая!.. Нам надо серьезно обдумать ваш неожиданный план.
Этого мне только не хватало!.. Я объяснила, что уже взяла билет и намерена устроиться в Южной Африке горничной. В тот момент мне больше ничего не пришло в голову. В Южной Африке, заявила я, огромный спрос на горничных. Я заверила миссис Флемминг, что вполне могу о себе позаботиться, и в конце концов, довольная тем, что меня удается сбыть с рук, она уступила. Расставаясь со мной, миссис Флемминг всучила мне конверт. Я обнаружила в нем пять новеньких, хрустящих пятифунтовых бумажек и записку: «Надеюсь, Вы не обидитесь и примете это. Любящая Вас миссис Флемминг». Она была очень хорошей, великодушной женщиной. Я не могла бы жить с ней под одной крышей, но это отнюдь не умаляет ее достоинств.
И вот с двадцатью пятью фунтами в кармане я отправилась по белу свету в погоне за приключениями.
На четвертый день горничная все же заставила меня выползти на палубу. До того я отказывалась, считая, что внизу, в трюме, мне скорее придет каюк. Но теперь горничная прельстила меня тем, что мы подплываем к Мадейре. Я воспряла духом. Может, мне удастся сойти с корабля и устроиться на берегу прислугой? Я бы все сейчас отдала, лишь бы оказаться на суше.
Закутавшись в одеяло и плед и едва держась на ногах, словно новорожденный котенок, я с трудом дотащилась с помощью горничной до шезлонга. Легла и закрыла глаза, проклиная свою жизнь. Помощник капитана, светловолосый молодой человек с круглым мальчишеским лицом, подошел и присел возле меня.
– Привет! Я вижу, мы себя очень жалеем, да?
– Да, – с ненавистью ответила я.
– Ничего, через пару дней вы себя не узнаете. В заливе нас порядком помотало, но теперь будет штиль. Давайте завтра поиграем… Знаете такую игру: метание колец в цель?
Я не ответила.
– Вам кажется, что вы никогда не поправитесь, правда? Но я видел людей в гораздо худшем состоянии, а через два дня они уже становились душой общества. С вами произойдет то же самое.
У меня не хватило агрессивности назвать его в глаза лжецом, но я постаралась выразить это взглядом. Он еще любезно поболтал минут пять и великодушно избавил меня от своего присутствия. Мимо взад и вперед ходили люди, парочки бодро совершали променад, детишки прыгали, молодежь смеялась. А рядом со мной возлежало несколько таких же бледных страдальцев, как и я.
Воздух был чудесный, живительный, не слишком холодный, ярко светило солнце. Я незаметно взбодрилась и начала обращать внимание на людей. Особенно меня заинтересовала дама лет тридцати, среднего роста, яркая блондинка с ямочками на щеках и небесно-голубыми глазами. В ее платьях, с виду совсем обыкновенных, «чувствовалась линия», я сразу поняла, что они выписаны из Парижа. И эта женщина с очаровательным хладнокровием покорила весь корабль!
Официанты носились как угорелые, выполняя ее распоряжения. У нее был свой шезлонг и бесчисленное множество подушек. По три раза на дню она меняла решение, приказывая поставить шезлонг то туда, то сюда… И несмотря ни на что, оставалась привлекательной и милой! Похоже, она была из той редкой породы людей, которые знают, что им нужно от жизни и как этого добиться, не обижая других. Я подумала, что если поправлюсь – хотя надежды, конечно, почти никакой! – то будет забавно поболтать с очаровательной дамой.
Примерно в полдень мы добрались до Мадейры. Я была еще не в состоянии двигаться, однако с удовольствием наблюдала за живописными торговцами, поднявшимися на борт и разложившими на палубе свой товар. Кроме всего прочего, они принесли цветы. Я уткнулась носом в большой букет мокрых фиалок, и мне стало значительно легче. Пожалуй, так я дотяну и до конца путешествия, мелькнула мысль. Когда горничная начала расписывать мне достоинства куриного бульона, я запротестовала, но слабо. Когда же бульон все-таки принесли, с удовольствием его выпила.