Выпуск II. Том 7
Шрифт:
— В этом нет особой тайны, — удивился Сагден.
— Тогда расскажите мне. Расскажите, каким он был с точки зрения местного жителя?
Сагден задумчиво потер подбородок. Вид у него был озадаченный.
— Я ведь не местный. Я приехал из Рившира. Это — соседнее графство. Но, конечно, мистер Ли был известной фигурой и в наших краях. Правда, все, что я про него знаю, мне известно с чужих слов.
— Да? Так что же вам известно с чужих слов?
— Он был хитрая бестия — не многим удавалось его обойти. Но зато скупердяем не был. Его считали щедрым. Не понимаю,
— В семье всегда есть две наследственные линии.
Альфред, Джордж и Дэвид похожи — даже внешне — на своих родственников по материнской линии. Я сегодня утром рассматривал семейные портреты.
— Человек он был вспыльчивый, — продолжал инспектор Сагден, — и пользовался репутацией бабника, разумеется в молодости. Теперь-то он уже давно болен. Но и тогда вел себя благородно. Если случалась беда, он не жалел денег и помогал девушке выйти замуж. Может, он и был дурным человеком, но не подлым. К жене он относился плохо, бегал за другими женщинами, а ею пренебрегал. Говорят, что он разбил ей сердце и она умерла. Но она и вправду была несчастлива, бедняжка. Часто болела и редко выходила на люди. Мистер Ли, несомненно, был человеком неординарным и, между прочим, необычайно мстительным. Причиненную обиду он не забывал долгие годы независимо от того, сколько ему приходилось выжидать.
— «Жернова Господни мелют хоть и медленно…» — пробормотал Пуаро.
— Скорее жернова дьявола! — сурово произнес инспектор Сагден. — В этом человеке не было ничего Святого. Он был из тех, про кого говорят, что они продали душу дьяволу и не жалеют об этой сделке! И он был гордым, надменным, как Люцифер!
— Гордым, как Люцифер! — повторил Пуаро. — Что ж, ваши слова наводят на кое-какие размышления.
Сагден снова выглядел озадаченным.
— Вы хотите сказать, что его убили из-за его гордыни? — спросил он.
— Нет, — ответил Пуаро. — Просто я хочу сказать, что существует такая вещь, как наследственность. Симеон Ли передал эту гордыню своим сыновьям…
Он умолк. Из дома вышла Хильда Ли и остановилась, оглядываясь по сторонам.
3
— Я искала вас, мистер Пуаро, — призналась Хильда Ли.
Инспектор Сагден, извинившись, ушел в дом. Глядя ему вслед, Хильда сказала:
— Я и не знала, что он с вами. Я думала, он с Пилар. Славный человек, такой внимательный.
У нее был приятный, чуть низкий голос.
— Вы сказали, что искали меня? — переспросил Пуаро.
Она наклонила голову:
— Да. По-моему, вы тот человек, который может помочь мне.
— Буду рад сделать это, мадам.
— Вы очень умны, мистер Пуаро, — сказала Хильда. — Я убедилась в этом вчера вечером. Есть вещи, в которых вы легко разбираетесь. Я бы хотела, чтобы вы поняли моего мужа.
— Да, мадам?
— Я бы не стала говорить об этом с инспектором Сагденом. Он не поймет. А вы поймете.
Пуаро поклонился:
— Вы оказываете мне честь, мадам.
— Мой муж уже много лет, собственно, с тех пор, когда я вышла за него замуж,
— Вот как?
— Когда человек страдает от физического недуга, боль постепенно исчезает, рана залечивается, кость срастается. Остается, быть может, лишь небольшая слабость, неприметный шрам, но не более того. Мой муж, мистер Пуаро, в самом чувствительном возрасте пережил сильнейшую душевную травму. Он обожал свою мать и оказался свидетелем ее смерти. Он считал, что отец несет моральную ответственность за это. От этого потрясения он так и не оправился. И всю жизнь испытывал неприязнь к отцу. Это я убедила Дэвида приехать сюда на Рождество, помириться с отцом. Я хотела — ради него самого, — чтобы эта душевная травма залечилась. Теперь я понимаю, что приезд сюда был ошибкой. Симеон Ли доставил себе удовольствие растравить эту незажившую рану, а это было крайне опасно…
— Вы хотите сказать мне, мадам, — спросил Пуаро, — что ваш муж убил своего отца?
— Я хочу сказать вам, мистер Пуаро, что он вполне был способен это сделать… Но не сделал! Когда совершилось убийство, Дэвид сидел за роялем и играл похоронный марш. Желание убить переполняло его сердце. Оно передавалось его пальцам и растворялось в звуках мелодии… Это — чистая правда.
Какое-то мгновение Пуаро молчал.
— А вы, мадам, — спросил он, — как вы относитесь к той давней драме?
— Вы говорите о смерти жены Симеона Ли?
— Да.
— Я достаточно разбираюсь в жизни, — медленно ответила Хильда, — чтобы понимать, что нельзя судить о чем-либо лишь понаслышке. С виду кажется, что Симеон Ли полностью виновен и что он отвратительно относился к жене. В то же время я искренне верю, что чрезмерная кротость, предрасположение к мученичеству вызывает в мужчине определенного типа лишь проявление худших инстинктов. Симеона Ли, мне думается, восхищали бы сила воли и жизнестойкий характер. А терпение и слезы его только раздражали.
Пуаро кивнул.
— Ваш муж сказал вчера, — заметил он, — «моя мать никогда не жаловалась». Это верно?
— Конечно нет, — раздраженно отозвалась Хильда Ли. — Она постоянно жаловалась, но только Дэвиду. Она перекладывала всю тяжесть своей судьбы на его плечи. А он был слишком молод… для того чтобы выслушивать ее стенания.
Пуаро задумчиво смотрел на нее. Под его взглядом она вспыхнула и прикусила губу.
— Понятно, — сказал он.
— Что вам понятно? — резко спросила она.
— Мне понятно, — ответил он, — что вам приходится быть матерью своему мужу, в то время как вы предпочли бы быть ему только женой.
Она отвернулась.
В эту минуту из дома вышел Дэвид Ли и направился вдоль газона к ним.
— Кадкой сегодня чудесный день, не правда ли, Хильда? — воскликнул он, и в его голосе прозвучала нотка радости. — Словно весна пришла на смену зиме!
Он подошел ближе. Голова его была откинута назад, на лоб упала прядь светлых волос, голубые глаза сияли. Он выглядел по-мальчишески молодо. От него веяло каким-то юношеским нетерпением, беззаботностью. Эркюль Пуаро затаил дыхание…