Выпускной бал в чистилище
Шрифт:
Сначала он решил, что эта женщина – его мать. Едва он подумал об этом, как в памяти возникло лицо Долли. Света от лампочек на писклявых машинах не хватало, чтобы как следует разглядеть черты женщины, но в том, как она сидела, как во сне покачивалась ее голова, как изящно сгибалась от усталости ее шея, было что-то, очень напоминавшее маму. И только когда в палату вошла медсестра, включила свет, ощупала его и проверила показатели, он понял, что та женщина все-таки не его мать. На ней были мужские штаны, волосы подстрижены по-мальчишески. Медсестра тоже в штанах… С каких это пор так повелось? Ну и ну. Впрочем, ему на это плевать. Вообще-то ему всегда нравилась сестринская форма, девчонки в ней выглядели
– Ты очнулся. – Женщина бросила взгляд на медсестру.
Та не слишком удивилась, что Джонни пришел в себя, и сразу принялась расспрашивать, как он себя чувствует, не тяжело ли ему дышать, сможет ли он сам сесть и все в том же духе. Медсестра была молоденькая и симпатичная, и он слегка – на пробу – ей улыбнулся. Она смерила его презрительным взглядом, чуть вскинув бровь, и объявила, что снимет ему катетер. Откинув простыни, она одним резким движением выдернула трубку из его члена.
– Ай-йя! – заорал Джонни.
Его мужское достоинство трепыхалось прямо перед носом у счастливых представительниц слабого пола, оказавшихся в его палате. Он потянул на себя простыню и злобно посмотрел на медсестру. Та чуть заметно улыбнулась. Вот те на. Глазом не моргнув эта женщина только что ухватила его за достоинство. И не дала ему ни малейшей возможности произвести впечатление получше. Ну и черт с ней. Она для него старовата. К тому же ему нравятся девочки поскромнее… Ему что-то вспомнилось, какая-то девушка… Но воспоминание тут же исчезло, рассеялось в туманной путанице, царившей у него в голове. Он покачнулся, и женщина, сидевшая у его кровати, подскочила и помогла ему лечь. Медсестра похлопала его по ноге. Ага, теперь она перед ним заискивает. Поздно, милочка. Медсестра что-то записала у себя на листке и снова подняла на него глаза.
– Скоро придет доктор. Сможете его дождаться и не заснуть?
Когда он кивнул в ответ, она ушла, не сказав больше ни слова.
Едва она вышла из палаты, женщина, сидевшая рядом с ним, заговорила.
– Как тебя зовут?
Голос у нее был спокойный, но требовательный. Он поднял глаза и встретился с ее проницательным взглядом.
– Джонни. Джонни Кинросс. – Он выпалил эти слова прежде, чем успел задуматься, помнит ли он свое имя.
Джонни. Ну да. Так и есть. Джонни Кинросс. Его маму зовут Долли, а младшего братишку – Билли. А еще у него самая крутая машина в округе. И ему позарез нужна сигарета.
Женщина резко выдохнула и ухватилась обеими руками за поручень его кровати.
– Ты знаешь, почему ты здесь?
Теперь ее голос звучал еще более требовательно, и Джонни попытался сосредоточиться. С того момента, как он десять минут назад открыл глаза, голова у него потяжелела, и он снова почувствовал усталость. Ему нужно ответить на вопрос. Он явно в больнице. В какой-то новомодной первоклассной больнице, похожей на космический корабль из фантастической книжки. Может, он еще не совсем пришел в себя. Почему он здесь? Грудь болит так, что с ума можно сойти. Он поднял левую руку, ощупал повязку на правом плече.
– Меня что, в драке подстрелили? Нас с парнями было здорово меньше, чем тех, других. – Джонни скривился, закрыл глаза, пытаясь вспомнить. – Роджер Карлтон та еще гадина…
Женщина у его постели побледнела, руки, по-прежнему сжимавшие поручень кровати, задрожали так, что металлические перекладины задребезжали. Она отпустила поручень и крепко обхватила себя руками за плечи.
– Ты помнишь что-нибудь из того… что было после драки?
Джонни чуть качнул головой, но его размышления прервал скрип открывающейся двери. Женщина у его постели выглядела так, словно вот-вот потеряет сознание. Доктор, похоже, говорил с кем-то по ту сторону двери и все не входил. Женщина нагнулась к самому уху Джонни и прошептала:
– Ничего им не говори! – Глаза у нее стали огромными, как тарелки. – Скажи доктору, что ничего не помнишь: ни как тебя зовут, ни кто ты такой, ни где тебя ранило. Обещаю, я все тебе объясню…
В палату вошел врач, и она тут же замолчала. Врач явно только что заступил на дежурство. Волосы у него были немного влажными, свежевыбритые щеки розовели. От него пахло антисептиком и лосьоном после бритья. Не самое противное сочетание, решил Джонни. Врач вел себя очень доброжелательно. Он с обнадеживающим видом расспросил Джонни о том, насколько сильно его беспокоит боль, и осмотрел рану на плече. После этого он на несколько минут углубился в изучение своих записей. Женщина снова наклонилась вперед и взяла его руку в свою. Ладонь у нее была маленькая и холодная, как ледышка. Она крепко сжала его руку, словно напоминая о своей просьбе. Врач поднял глаза на Джонни:
– Как вас зовут?
Мэгги была очень слаба, каждая клеточка ее тела отзывалась болью. Вокруг нее все время суетились люди. Айрин, Шад и Гас по очереди развлекали ее своими рассказами: ей самой говорить не разрешалось, пока не зажило пострадавшее от дыма горло. Несмотря на боль, Мэгги даже радовалась тому, что ей нельзя говорить. Если бы врачи не велели ей молчать, она бы только и делала, что отчаянно причитала из-за собственной слабости и из-за того, что ей никак не удавалось повидать Джонни. Всякий раз, когда они с Гасом оставались одни, старик придумывал новые отговорки, объясняя, почему им нельзя встретиться. Он рассказал Мэгги, что Джонни уже пришел в себя и, судя по всему, скоро совсем поправится. На самом деле Джонни восстанавливался так быстро, что врачи просто не верили собственным глазам. Когда Мэгги требовала подробностей, Гас лишь повторял, что больше ему ничего не известно. Он рассказал Мэгги, что о том, кто такой Джонни на самом деле, знают только он сам, директор Бэйли, Мэгги и Айрин. Шад смутно помнил, что его спасли из горящей школы, но Гас ничего не стал ему объяснять. А еще он пообещал Мэгги, что и ее, и Джонни очень скоро выпишут из больницы и тогда она сможет с ним повидаться.
– Чем меньше мы будем рассказывать, тем лучше, – предупредил ее Гас. – Не может же он просто сказать, что он Джонни Кинросс. Тогда врачи решат, что он не в себе. Да что там, они решат, что мы все умом тронулись. Так что нам всем лучше молчать и не привлекать к нему лишнего внимания, а разговоры с врачами пусть ведет директор Бэйли. Она давно работает в государственном учреждении и точно знает, за какие ниточки нужно тянуть. Она его вытащит на волю, даже не сомневайтесь.
Поначалу Мэгги ждала. Но через три дня после того, как она вышла из комы, терпеть стало невмоготу. В тот вечер она выждала, пока ночная медсестра уйдет со своего рабочего места, – по ночам больных проверяли гораздо реже, чем днем, а вечерний обход только что завершился, – и выскользнула за дверь палаты. Она решила, что ей как раз хватит времени повидать Джонни, поговорить с ним и незамеченной вернуться обратно.
Гас назвал ей номер палаты Джонни. Она вытянула у него это признание, пообещав, что не пойдет к Джонни, пока ей не разрешат. Теперь она нарушит свое обещание. Но она просто не могла больше ждать. Ей нужно было увидеть его своими глазами. Она боялась, что эту историю выдумали, чтобы вернуть ее, Мэгги, к жизни. Она старалась гнать от себя эти мысли – и все же почти верила, что едва ей станет лучше, как Гас признается, что придумал все это ради нее самой, ради ее блага. Она даже прямо обвинила его в этом, и тогда Гас сказал, где искать Джонни. Через четыре палаты от ее собственной.