Выпускной роман
Шрифт:
– Потом договорим!
– А то! – кивнул Руслан.
Историк Игорь Игоревич был молодым и очень углубленным в свой предмет. Он считал историю важнейшей из наук. Он был искренне убежден, что именно незнание гражданами истории привело страну к тому, к чему привело, и изменить создавшееся положение могли исключительно люди с глобальным историческим мышлением. И он формировал у своих учеников глобальное историческое мышление всеми доступными средствами, как то: бесконечными проверочными и зачетными работами, тестированием на особых собственноручно изготовленных перфорированных листах и, разумеется, на персональных компьютерах, которые выбил у директора, сразив ее, как он считал, своим мощным интеллектом. Игорь Игоревич даже не догадывался,
На уроке в 11-м «А» Игорь Игоревич затеял тотальный устный опрос.
Отдельно надо сказать о любимой указке молодого историка. Это была длинная палка с острым кончиком, старинная, деревянная, с облупившимся в некоторых местах лаком, зато в других – отполированная пальцами педагога до янтарного цвета. Эта указка была многофункциональным предметом. Разумеется, именно ею историк тыкал в карты, в собственноручно начерченные на доске таблицы и диаграммы, а также в учебники нерадивых учащихся, не обнаруживших в параграфах особо важных подробностей исторической обстановки страны определенного периода. Острым кончиком указки Игорь Игоревич умудрялся вытаскивать малюсенькие лоскутки «шпор», которые, как известно, школьники во все времена умели прятать в самых неожиданных местах.
Более всего ученики Игоря Игоревича не любили, когда этим же самым острым кончиком любимой указки историк легонько тыкал в плечо отвечающего и презрительно цедил:
– Садитесь... неуд.
После первых же унизительных тычков в плечи школьный народ метко прозвал указку демократизатором, сравнивая этот способ ее употребления с действием милицейских дубинок. Соответственно, Игорь Игоревич и сам носил точь-в-точь такую же кликуху – Демократизатор. Ее даже никто не потрудился укоротить для удобства, ибо она уж очень точно подходила Гордееву. Историк знал, что он Демократизатор, и гордился этим, поскольку о происхождении прозвища не догадывался. Игорь Игоревич считал, что его так называют за широкие демократические взгляды и общую лояльность. Конечно, правильнее было бы называть его Демократом, но что взять с недообразованных несовершеннолетних!
Так вот на этом самом уроке, куда явились сильно взвинченные Дунаевский с Ткачевым, Демократизатор очень активно пользовался своим демократизатором. Он провозглашал вопрос и неожиданным легким уколом в плечо призывал кого-нибудь к ответу. Одиннадцатиклассники отвечали бойко и весьма прилично. Историю, как и самого Игоря Игоревича, не любили, но изо всех сил зубрили, чтобы не связываться с обоими демократизаторами.
Олег Дунаевский чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог сосредоточиться на истории, потому что из головы никак не шло презрительное «Дергачиха», брошенное Ткачевым, реальным пацаном и старым другом. Что он хотел этим сказать? Что Юля на самом деле не такая уж и Юля, а именно Дергачиха, в чем каждый из парней их класса уже имел возможность убедиться? А может быть, это означало что-то еще более ужасное и отвратительное, что даже и в голову-то прийти не может? Дожидаться перемены Олег был не в силах. Он осторожно, чтобы не производить излишнего шума, оторвал полоску от последней страницы тетради по истории, неловкими после гипса пальцами написал Ткачеву: «Что ты имел в виду?» – и передал Томке Рогозиной, которая сидела сзади него как раз перед Русланом. Демократизатор в это время увлеченно тыкал указкой в другом конце класса. Ткачев довольно быстро сварганил ответ, и Олег сумел очень удачно устроить уже развернутую записку между тетрадкой и учебником, но прочитать не смог. Демократизатор, непонятным образом материализовавшийся у стола Дунаевского, ловко,
– Дунаевский, верните записку.
Олег покачал головой.
– Я повторяю: верните записку! – уже громче произнес педагог. На его щеках проступили красные пятна. Демократичный Демократизатор не привык к непослушанию.
Олег еще раз безмолвно покачал головой.
Игорь Игоревич покраснел уже всем лицом и рявкнул, что позволял себе только в исключительных случаях:
– Немедленно сюда записку или...
Учитель сделал паузу после «или», потому что еще не очень четко представлял, что сделает, если строптивый ученик так и не отдаст ему то, что он требует.
– Или что? – в полной тишине спросил Олег.
– Или вы, Дунаевский... – И историк сильней, чем обычно, ткнул Олега в плечо еще побаливающей руки своим демократизатором.
Педагог не договорил. Во-первых, потому, что так и не смог придумать достойного наказания нарушителю дисциплины, а во-вторых, случилось нечто непредвиденное и, казалось бы, совершенно невозможное. Дунаевский медленно встал со своего места, вырвал из рук историка демократизатор, легко переломил его о колено, бросил обломки на пол, спокойно, будто ничего особенного не случилось, сгреб учебные принадлежности в рюкзак, громко вжикнул его «молнией» и вышел из класса.
Конечно, охранник, неусыпно бдевший у дверей школы, на улицу Олега не выпустил бы, но старшеклассники на то и были старшеклассниками, что знали родную школу, как свои пять пальцев. Дунаевский быстрым шагом отмерил несколько коридоров и вышел на школьный двор из каморки, в которой уборщицы хранили швабры и ведра. Олег нисколько не удивился, когда довольно скоро его догнал Ткачев.
– Ну ты, Дунай, выдал! – уважительно произнес Руслан. – Игорек до сих пор в состоянии ступора. Прикинь, стоит над обломками, как над останками возлюбленной... даже жалко беднягу...
– Да пошел он... – прошипел Олег и резким движением затянул Ткачева за мусорные баки, поскольку увидел, как вдоль школьного двора чинно вышагивала директриса. Попадаться ей на глаза не стоило.
Убедившись, что Валентина Михайловна скрылась в дверях школы, Руслан начал было разговор о Демократизаторе, поскольку отдуваться за поломку дорогой его сердцу указки все равно придется и надо выработать тактику, но Дунаевский его перебил:
– Это потом. Рассказывай про Юлю!
– Дык... я тебе написал...
– Лучше расскажи все в подробностях!
– Чего рассказывать-то! Будто ты не знаешь, что у нас с 11-м «В» развернутые военные действия! Из-за тебя, между прочим! Дергачиха... то есть... Юлия Дергач, думаю, тоже от смеха корчилась, когда ты на линейке, как придурок, об асфальт шандарахнулся!
– Совсем сбрендили, да? Я, конечно, помню, как вы первого сентября о войне говорили, но даже не мог предположить, что эти разговоры всерьез. Да про мое падение уже все забыли. А если и не забыли, то мне ровным счетом на это наплевать! И потом... я же помню, вы и в волейбол у «вэшек» выиграли. Чего вам еще-то от них надо? Кому они мешают?
– Ты просто, Дунай, долго болел... ну с рукой... а потому не в курсе всего, – значительно произнес Ткачев и сплюнул прямо в помойный бачок.
– Ну так введи в курс! – гаркнул Олег, потому что у него уже все дрожало внутри от самых дурных предчувствий. Неужели Юля... Неужели с Юлей... – А ну говори, что тут без меня происходило!
– Да пожалуйста! – легко согласился Ткачев. – Во-первых, эти козлы выиграли у нас кросс!
– И что? Это все?
– Не все! После кросса они выиграли в баскет и в футбол!