Вырезано цензурой. Самые остросюжетные анекдоты
Шрифт:
Когда лесоруб вернулся через шесть часов, он застал коллегу играющим в футбол. Через неделю они опять рубили дрова, и тот же лесоруб отрубил себе голову. Его друг засунул ее в целлофановый пакет и отвез к доктору, который сказал, что на этот раз надо прийти через 10 часов. Пришел через 10 часов. На докторе лица нет.
– Ну как?
– Умер.
– Да вы не расстраивайтесь так. Как-никак голова – сложнейшая операция.
– Да какая к черту операция! Он в твоем дурацком пакете задохнулся!
– Алло! Вас беспокоит ваш сосед снизу. Вы не могли бы принести мне туалетной
– А вы что, дома один?
– Нет, жена на кухне.
– И вы не можете попросить жену???!!!
– Я стесняюсь...
Развод, девичья фамилия и операция по восстановлению невинности.
Правительство Италии профинансировало исследовательскую работу, направленную на выяснение, почему головка мужского полового члена шире, чем его ствол. На изучение этого вопроса потребовалось 2 года и более 180 миллионов лир. Результаты исследования состояли в том, что головка полового члена шире для того, чтобы мужчина получал больше удовольствия во время занятий сексом.
После публикации этих результатов правительство Франции решило провести собственное исследование по этому же вопросу. Они были убеждены в неправильности выводов итальянцев. После трех лет исследований, на которые было потрачено 250 миллионов франков, французы пришли к выводу, что головка полового члена мужчины шире его ствола для того, чтобы во время секса доставить больше удовольствия женщине.
После публикации результатов французской работы ирландцы решили провести собственное исследование: они совершенно не доверяли ни итальянцам, ни французам. Итак, после трех дней интенсивных исследований, потратив примерно 36 фунтов стерлингов, ирландцы пришли к окончательному заключению, что головка полового члена шире его ствола для того, чтобы рука не слетала и не била по лбу.
В Африке найден мальчик, воспитанный в стаде слонов. Он громко хлопает ушами, трубно кричит и феноменально развитым членом переносит бревна.
Банальная ситуация: В «запорожец» врезался 600-й «мерседес», из него вываливают четверо «новых русских», подваливают к «запору», там дед.
– Ну че, дед, ты типа попал на бабки...
Дед, недолго думая, идет к багажнику, достает из него автомат ППШ и говорит:
– На колени, с...ки!
– Ты че, дед, не понял, мы тебя из-под земли достанем...
Ну, он очередь из автомата поверх голов – подчинились...
– На первый-второй рассчитайсь!
– Ну ты совсем обурел – ты уже труп...
Он еще одну очередь – подчинились...
– А теперь первые номера отсосали у вторых!
– Все, кранты тебе...
Он еще одну очередь– подчинились. Потом, недолго думая, закинул автомат обратно в багажник и по газам...
В ярости вскакивают четверо «новых русских»: Двое из них:
– Все, конец ему, из-под земли достанем, как грелку рваную напялим...
А двое других:
– А по-нашему нормальный дед – по-мужски разобрался...
Амур чистил снайперскую винтовку.
На мускулистых руках под высоко закатанными рукавами пропотевшей линялой рубахи цвета хаки шевелились жгуты мышц. Уперев приклад винтовки в каблук высокого ботинка,
Святой Валентин с интересом глядел на широченную спину бога любви, мысленно представляя себе, что было бы, если бы в своей работе тот пользовался, например, секирой. Словно почувствовав его взгляд, Амур оглянулся.
– Фух, – сказал он, – жарко сегодня.
– Февраль вроде, – без особого энтузиазма отозвался Валентин, – откуда жара?
Амур заглянул в канал ствола и удовлетворенно сплюнул.
– Февраль, – бормотнул он, – февраль... Работы вагон, вот и жара. По всему миру.
– Ты чего таким старьем пользуешься? – спросил Святой Валентин, разглядывая добела вытертую сталь старенькой «снайперки». Амур хмыкнул и сдвинул подальше на затылок черный берет со щитом «Wild Geese».
– А чего? – обиженно сказал он, несколько раз щелкнув затвором. – Тяжеловата, конечно. Зато надежная. Тульский Мосин, семь шестьдесят два. Хоть песка в нее насыпь – работает как часы, и хрупких деталей нет, кроме прицела. А возьми какую-нибудь Си-Эф-Ай Лимитед Эдишн АА – хлопот не оберешься...
Валентин поморщился. Он уже успел позабыть, что огнестрельное оружие было для Амура «бзиком», о винтовках, глушителях и боеприпасах он мог говорить неделями, тем более что времени у него было хоть отбавляй.
– Или вот Штейр Шарфшутцен Гевер семидесятого года... – доносился до него голос Амура. Валентин поспешно прервал увлекшегося бога любви.
– Лучше бы ты из лука, как в старину, стрелял.
– Из лу-ука... – презрительно протянул Амур. Винтовку он уже оставил в покое и теперь медленно водил по точильному камню черным лезвием длинного ножа. – Лук, Валя – это прошлый век... нет, даже не век, а тысячелетие. А еще: где мне столько стрел взять? Титановые – давай-ка ты, потаскай с собой? А деревянными только попробуй начать стрелять, сразу чертовы защитники окружающей среды на дыбы встанут. Гринписовцы всякие, международники.
Он помолчал, проверяя остроту лезвия на толстом неровном ногте большого пальца.
– И потом... Поправки на ветер сильнее надо делать, дальность ниже, точность поражения. Нет. Хватит луков.
– А арбалеты? – осведомился святой, вертя в руках открытку-«валентинку».
– Пробовал, – твердо покачал головой Амур, – не мое. Стрелы еще тяжелее, заряжать дольше. Хотя вот есть кассетного заряжания... нет, все равно не для меня.
– Знаешь, что? – сказал Валентин. Он порвал открытку на мелкие кусочки, ссыпал их с ладони и стоял, провожая взглядом белые квадратики, уносящиеся по ветру. Амур вопросительно поднял бровь.
– Заведи себе самолет и переходи на бомбометания. Кассетные бомбы, шариковые... Вакуумные. Сразу всех и накроешь, никто не уйдет.
– Смешно, – скривился бог любви, досылая патрон в патронник, – шутник ты, Валентин, хоть и святой. Нам сегодня весь день в паре работать, не забыл?
– Помню, – вздохнул Валентин, машинально тронув дальномер, висящий на поясе, – ну, мое дело маленькое, как у всякого корректировщика. Я только предупреждения рассылаю. Мол, «ты будешь моим Валентином» Или Валентиной. Только человек это получил, а тут ты – бах! и точка. Постарайся все-таки в голову не стрелять. Рассудочная любовь – она, сам знаешь, добром не кончается, да и вообще – абсурд какой-то.