Выше Бога не буду
Шрифт:
– Вы не узнаете меня? Вы возили меня зимой, двадцать пять лет назад.
Мужчина присмотрелся. Двадцать пять лет, тысячи, десятки тысяч пассажиров. Я смотрел ему прямо в глаза.
– Вы из Челябинска?
Он меня узнал. Мне было очень важно, чтобы он меня узнал – и он узнал. Тогда, много лет назад, у меня тоже все получалось. Получится и сейчас.
Я ждал начала съемок. Инструктаж тот же: ждать звонка на телефоне и быть в трехчасовой готовности прибытия в любую точку города. В долгие часы ожидания я консультировал коллег и подчиненных. Они доставали меня всю первую неделю, но потом звонки стали все реже, и я начал концентрироваться на главной задаче. Мне надо выиграть. Я искал точку опоры. Я искал тот момент, который бы включил механизм правильной работы и успеха. Я искал максимально короткую в вербальном смысле формулу просьбы. Меньше слов – больше смысла. Интернет – великая штука: я пересматривал
Для начала надо вспомнить химию. Мирозданию надо дать понять, что именно я хочу. Я не буду вплетать это в свою просьбу, просто я сам должен максимально глубоко знать физические свойства объекта. Как, из чего он сделан. Как там у нас хрусталь переводится? По-гречески это будет «лед, каменный лед». Сначала люди дали ему такое название. Рука сделана из синтетического хрусталя. Практически это стекло, плюс двадцать четыре процента окиси свинца. Рука голубого цвета. Скорее всего, добавлен кобальт. Или медь? Надо почитать. Надеяться на память опасно. Я полез в интернет и перечитал все, что есть о хрустале. Я готовился к трансляции образа объекта. Нужно будет его показать. Вот! Вот, что мне нужно. Вот, что я хочу получить. И как только я получу эту хрустальную руку у меня будет вот такая эмоция. Я верну небесам часть этой эмоции. Я поделюсь своей радостью с ними. Я скажу спасибо за то, что у меня есть вот эта хрустальная рука. Я продумывал схему и раз за разом уточнял детали своей просьбы. У меня был опыт получения подлинной эмоции от несуществующего события, и тогда задача была не менее важная, чем сейчас. Я получаю информацию, значит, я иду правильно. Я вспоминаю сон про лестницу. Я сметаю последние крошки сомнения. Я выиграл, я счастлив! Я вижу лица своих близких и их ликование. Но лицо Натальи всегда было грустным. Такое, как когда она мне сказала «Ну что ж, иди».
77
Я опять ходил со счастливой улыбкой по огромному городу, я не терял ни минуты. Как только появлялась возможность, мысли, желания и ощущение счастья свивались в одну массу, плавились, как плавится хрусталь, и я брал в руки эту тяжелую, холодную на ощупь руку, и сердце мое ликовало от восторга. Где-то внутри меня какой-то контролер говорил мне: «Не верю, пока не верю».
То, что мне надо, рисуется очень хорошо, а вот счастья от этого – пока нет. Я нашел в квартире место, где мне максимально комфортно – мой надувной матрас. Мне очень важно было все это время быть несколько в отрыве от земли, в нескольких сантиметрах. Каждый вечер душ: я слушал шум воды и вытаскивал в памяти картины из своей жизни, те картины, когда был счастлив. Слава Богу, в моей жизни было много таких эпизодов. Я тщательно их отбирал и создавал из них кнопку счастья. Такую кнопку, прикосновение к которой позволит быть счастливым от события, которого еще нет.
Звонок. Марина из съемочной группы строгим голосом спросила, готов ли я к испытаниям.
– У меня нет вариантов. Если я скажу, что не готов, вы же их не перенесете.
– Нет, не перенесем, даже если вы заболеете. Так что постарайтесь не простужаться. Завтра я вас жду на станции метро Коньково в 15.00.
Хорошо, что звонок был в двенадцатом часу ночи, а то бы целый день ходил как на иголках, а так только бессонная ночь. Я боялся, я очень боялся. Я не заказывал сон. Я практически не спал.
С утра я позвонил Наталье. Она сначала не хотела мне ничего говорить, но по голосу я понял, что что-то произошло.
– Что случилось?
– Ты знаешь, утром выхожу во двор, а Акбарс сдох.
Акбарс – это наша собака. Красивая крупная собака, привезенная мной из Казахстана в 1999 году. Среднеазиатская овчарка. Безумно красивый и сильный пес, которого мы все очень любили и который был нам родным. Он практически никогда не болел – и вдруг такое. Речи об отравлении не было. Я сам его воспитывал, он ел только из своей миски и никогда не подбирал с земли корм, даже если это был кусок мяса или кость.
– Видать время его пришло, – сказал я, – не расстраивайся.
Я придумал для Натальи отговорку, что такие крупные собаки не бывают долгожителями, ему практически 9 лет, и это просто старость. У меня мелькнула очень нехорошая мысль, но я не дал ей развиться, я подавил ее всей своей волей. Я вспомнил, как он однажды истошно завыл, сидя мордой к входной двери. Тогда я сказал ему: «Вой на свою башку».
И вот он сдох. Мне было его очень жаль. Я, как мог, успокоил Наталью, а сам себе места не находил. Это сверлящая мысль не давала мне покоя. Надо сосредоточиться на испытании. До назначенного срока еще много времени. Пойду в парк, прогуляюсь.
Рядом с домом был знакомый Воронцовский парк. Я и сейчас люблю это место и хоть живу от него далеко, периодически его навещаю. Я пошел в парк, сел на скамейку у пруда и в который раз показал Мирозданию то, что я от него хочу. В это утро мне было крайне трудно это сделать. Мысль о собаке не оставляла меня. Скорей бы уж это испытание пройти и выспаться.
Нас собрали в театре. Сцена была круглой. Полный зал зрителей. Меня пригласили на сцену и сказали: «Вот перед вами зрители. У одного из них есть наркотик. Вы, как бывший таможенник, должны это задание выполнить легко и просто». Хорошо. Деваться некуда. Надо искать. Так, людей много, все смотрят на меня. Искать как человека в багажнике? Нет, вариант не тот. Как на работе, ловить на страх тоже не получится: никто из них меня не боится. Да и, похоже, не наркотик это вовсе. На любопытство – так они все тут сгорают от нетерпения. Да уж. Элементарная вроде бы вещь, а не просто. Я встал посреди сцены. Десять минут у меня есть. Я начал сканировать. Странно. Страх! Есть страх. Кто ж меня боится? Открыл глаза – в секторе молодой парень. Худой, бледный и испуганный. Очень интересная персона. Нет, не может быть. Он скорее всего просто наркоман, попавший в массовку. Возможно, с дозой в кармане. Реакции зрителей, а они видели, куда прятали наркотик, в виде интереса к его персоне, я не чувствую. Человек, у которого спрятаны наркотики, должен привлечь к себе внимание остальных. Продолжим. Сначала определюсь с сектором. Здесь, как с человеком в багажнике, изменение в ощущениях. Но страх – это не сегодняшняя эмоция. Его надо забыть. Все внимание на руки. Так, сектор вижу, но вот как распознать, кто из них? Сидят очень плотно, амфитеатром, один над другим. Точной дифференцировки нет. Мироздание оглохло. КТО?! Я практически кричал.
Тишина. Изменение в ощущении было, но каким-то размытым пятном. Не мой день! Уже с утра было ясно, что не мой день. Я посмотрел на сектор: в центре пятна сидела девушка, ведущая с телевидения. Ну, это же очевидно. Нет, это отвлекающий маневр: ни одного знакомого лица – и тут эта симпатюля. Логика задавила мою интуицию. Я указал на человека, голова которого возвышалась над девушкой. Упс. Девушка полезла в декольте и извлекла пакетик с белым порошком.
Я не огорчился. Я ни сколько не огорчился тому, что не поверил себе. Я обрадовался тому, что у меня был правильный ответ. Он у меня был. Сейчас неважно, озвучил я его или нет. Ответ был дан. А я, ну что я, я же не Господь Бог, я только создан по образу и подобию. Хотя и этого достаточно, чтобы решать множество задач. После испытания ко мне подошла женщина лет тридцати:
– А скажите, Александр…
О, это сакраментальное «А скажите, Александр» будет преследовать меня еще и долго, а тогда это прозвучало впервые.
«А скажите, Александр, я более десяти лет замужем, но у меня нет детей. Будут ли они у меня?»
Вопрос был неожиданным. Я еще толком не отошел от испытания, а тут вопрос. Я практически не думал. Спокойствие вернулось.
– Будет у тебя ребенок, девочка, годик-полтора подожди.
Женщина смотрела на меня во все глаза. Она мне верила. А я верил себе. Позже по обстоятельствам рождения ее дочери будет снят фильм, а пока я провалил испытание и шел домой с мыслями о том, что похвалиться мне практически нечем, и хорошо, что никто не знает, чем я тут в Москве занимаюсь.
78
В этот день я вернулся домой раньше, чем сыновья. Альберт после занятий поехал в Ясенево, прописываться по новому месту жительства, а у Евгения рабочий день был не нормирован. В квартире был легкий беспорядок. На подоконнике и на полу валялись голубиные перья. Сам голубь улетел, но, судя по разбросанным перьям, он довольно долго искал выход. Даже тюль был сорван с колец. То, что ничего хорошего это нам не сулит, мне было очевидно, но я в который раз срывал стоп-кран и останавливал процесс. Нельзя даже думать! Но память выстраивала цепочку казалось бы случайных событий. Лебедь, попавший под мой выстрел, сломанная ураганом березка во дворе нашего дома, вой собаки и ее смерть, голубь, раскидавший свои перья в моем временном жилье. И букет желтых цветов, мелькнувших в моем сне. Все эти знаки переплетались, все они были даны в течение трех последних месяцев. И все они были не хорошими.