Выше, чем Боги. Инфузия
Шрифт:
Она устало направляется в огромную ванную комнату, небрежно сбрасывая по пути одежду. Девочки постарше, катят следом, небольшой перламутровый столик, заставленный бутылочками и стаканчиками. Сквозь прозрачные стены, хорошо видно, как она, лежа в розоватой пене, разворачивает виртуальный экран и, делая мелкие глотки из высокого бокала, продолжает разговоры, работает. Девочки, зашедшие с нею, нежно массируют ее утомленные ступни.
На следующее утро она свежа и бодра. Ей очень идет, свободного покроя домашняя тога, не то, что вчерашний деловой костюм. По крайней мере, так кажется мне, потому что он, своей открытостью предрасполагал к любой работе, кроме работы руководителем
Она удобно располагается на большом полукруглом диване, что находится в самом центре холла. Перед ней – столик с фруктами и напитками. Нам строго запрещено касаться его. Новеньких, а нас человек двенадцать, по очереди подводят к ней и представляют. Конечно, она не утруждает голову, запоминанием такой ерунды, как наши имена. Она просто ласково кивает и внимательно разглядывает лица. Наша задача проста: продемонстрировать, полное и искреннее дружелюбие, ответить ей обожающим взглядом. На мне процедура дает сбой! Я усердно улыбаюсь, демонстрируя белизну своих зубов, растягиваю рот в широчайшей улыбке, но я… Я никак, не могу, взглянуть ей в глаза!!! А ведь нас столько тренировали!
Легкая нотка раздражения проскальзывает в ее голосе, когда она интересуется, причиной столь необычного поведения.
– Почему ты не подымаешь глаз?
– Я… Я… боюсь, – в отчаянии, изрекаю я правду.
– Вон оно что?!! Я страшная? И старая?
– Нет!!! – в моем «нет», столько неподдельной искренности, что я решаюсь отважно повторить. – Нет!!! Вы прекрасны!!! Божественны!!! Но… Я боюсь…
– Раскрой ладошку и протяни руку, – командует она. – Надеюсь, это маленькое красное яблочко, избавит тебя от ненужного страха! Можешь не смотреть и дальше!
Меня, ловко и непринужденно, оттирают от нее. И хотя, все продолжают улыбаться, во взглядах пойманных мною, я читаю одно: ну, ты и дурак. Да, дурак! Но с ее рук, в этот день, никто не получил больше ни крошки!
А вечером, мы участвуем в просмотре большой эпической «истории». Огромный диван разложен, на нем громоздится целая гора подушек. Как странно? Она валяется, обложившись ими и нашими телами, словно пытается согреться. И разве, у нее нет отдельной ванной комнаты, отдельного зала, для «историй»? Даже шикарная кровать с пологом, расположена в холле. Почему она старается делать все на виду у нас? Как будто, боится остаться одна?!! Я скромно сижу на самом краешке дивана, и весь просмотр, исподтишка, посматриваю на Богиню.
А поздней ночью, уже, после «отбоя», когда я лежу в постели, тщетно пытаясь натянуть короткое одеяло на грудь, она неожиданно входит в комнату и быстро приседает на кровать, почти вплотную ко мне. Я замираю.
– Ты всю «историю», смотрел на меня. Выходит, я не такая, и страшная? А сейчас, в темноте, ты можешь взглянуть мне в глаза?
– Да, – отвечаю я, и внезапно пускаюсь в объяснения – Понимаете, нас учили и выучили одному, делать так, как вы захотите. Нас учили и выучили, отдать за вас все, даже саму жизнь, не раздумывая. Так я, и сделаю. Но я боюсь, не этого. Я боюсь, посмотрев в глаза, найти вас, такой прекрасной, что уже, не в силах буду расстаться с жизнью, при мысли о том, что не смогу увидеть вас больше.
– Знаешь, я полагаю, это достаточно сложная конструкция, для семилетнего мальчугана. А почему, ты не съел яблочко? – показывает она, на прикроватную тумбочку.
– Я подумал… А вдруг, оно понадобится вам? А у меня не будет, чем угостить вас…
– Дурачок, – говорит она, так ласково, что я обмираю от счастья. И могу, лишь безмолвно, наблюдать, за быстро исчезающим в проеме двери, стройным силуэтом…
Я ясно слышу, что в холле, что-то происходит. Странно, ведь после «отбоя», наши комнаты становятся абсолютно звуконепроницаемыми и герметичными. Я сбрасываю одеяло, зачем-то хватаю с тумбочки яблоко и, не одеваясь, подкрадываюсь к двери. Странностей становится больше: замок не защелкнут! Это может означать, только одно: мне можно, тайно ото всех, войти…
4
… Умрия, находясь в «истории», отчетливо видит блеск его глаз в полумраке, ловкие и бесшумные движения, которые приводят его к письменному столу, невдалеке от…
А это, что означает?!! Умрия хорошо знает историю этого периода, но о подобном, она, и не слыхивала! Даже не предполагала, что такое возможно! В сильном волнении, она замедляет воспроизведение…
Кровать с четырьмя, выточенными под старину, деревянными столбиками по углам. Она ярко освещена. Две высокие подушки, белоснежная перина, одеяла не видать. Полупрозрачные, переливающиеся разными оттенками красного, занавеси подняты высоко. Не похоже, что при таком освещении, кто-то собирается спать.
Возле кровати трое. Наставница (кажется, так это тогда называлось), высокая женщина лет 45, одета в строгую униформу: узкая черная юбка ниже колен, черные непрозрачные чулки и такого же цвета, остроносые туфли на высоких каблуках. Светлые волосы туго стянуты назад, образуя пучок на затылке и обнажая верхнюю часть шеи. Нижняя треть ее, прикрыта белоснежным воротничком блузки, которая упруго обтягивает грудь немолодой женщины. («Очень мило, – усмехается, про себя Умрия. – 45-летняя наставница, для человека, в три раза старше ее, который выглядит на все 25!»).
Муж наставницы, одет неброско. В обычный, твидовый, домашний костюм коричневого цвета. Его функции, насколько помнит Умрия, были чисто хозяйственными. Ну и, разумеется, на работу, связанную с присутствием большого количества детей, брали, только проверенные, и специально обученные семейные пары. Ведь до окончания школы, нравы, царящие в поместье, были самыми строгими.
Но больше всего, Умрию поражает вид хозяйки поместья. Она стоит, между наставницей и ее мужем. Ее прическа высока. Лицо, от нижней кромки волос на лбу и до трепетно раздувающихся, тонких крыльев ноздрей, сокрыто за темным непрозрачным платком. Его ткань, настолько плотно прилегает к коже, что буквально, сливается с ней. Поэтому, можно смело сказать, что скрыты, только глаза. И это все! Нет, на ногах виднеются черные подвязки, но они, лишь подчеркивают, их стройность и, немного стягивая кожу, создают тот милый, самый верхний, промежуток, между кожей внутренней поверхности бедер; то неповторимое впечатление, беспомощной и доверчивой незащищенности, которое так будоражит мужчин.
Умрия наблюдает, как одна подушка сдвигается в сторону, а другая тщательно взбивается и помещается в изголовье, а на нее, мягко и бережно, укладывается голова хозяйки. Она покусывает, пухлые губы и широко разводит в стороны руки. На ее запястьях, затягиваются малиновые, шелковые петли. Их тянут к ближайшим столбикам и плотно привязывают к ним. Мужчина, подложив под затылок хозяйки руку, приподнимает ее голову. В правой ладони Наставницы, отсвечивает изумрудная пилюля. В левой руке – высокий бокал, наполненный прозрачной жидкостью. Богиня открывает рот, и таблетка сверкает уже на языке. Она делает два больших глотка из бокала. Утвердительно кивает головой. Прошла.