Вышивка по ворованной ткани
Шрифт:
– Вот и хорошо иметь такого отца, а с молодыми я уже в любовь наигралась, – Валя сделала вид, что пропустила про «рожать» мимо ушей.
– Наш министр крепкий орешек. Далеко пойдёт, если милиция не остановит. Особенно при Горбачёве!
Больше Валя ничего о нём не узнала, а Горбачёв был ей по душе после старых сухих Андропова и Черненко. Он был свой деревенский, знакомо говорящий слова. И жена его, как ни наряжалась, тоже говорила как бабы в родном городке.
– Просто не представляешь, в каком удачном месте работаешь, – шутили в министерстве. – По всей
Шептались о переменах, ругали Горбачёва за вырубку виноградников, а Валя думала, вот молодец! Ещё бы вырубил всё, из чего делается водка, сколько б баб поклонились ему в пояс. Шутили про «ускорение», о котором твердило телевидение, но Валю интересовало только ускорение наполнения коробки от обуви деньгами.
Обсуждали и войну в Афганистане, и сумасшедшего литовца, облившего серной кислотой и порезавшего ножом «Данаю» Рембрандта в Эрмитаже. Юлия Измайловна остро это переживала и носила во все свои классы репродукцию, словно «Даная» волновала старшеклассников больше, чем эротическая картинка.
Валя внимательно рассмотрела эту Данаю. Как массажистка она видела сотни голых тел и считала, что этой Данае носик и живот бы поменьше, а глаза и грудь побольше. Да и ручищи у неё огромные, как у баб на ткацкой фабрике.
После Нового года Горбачёв объявил о программе ликвидации ядерного оружия во всём мире, и Валя полюбила его ещё больше. Она боялась ядерной войны, о которой постоянно твердил телевизор. И знала, что бомбоубежище в подвале затоплено подтекающей канализацией, а противогазы давно сожрали крысы.
В апреле рванул Чернобыль, о котором по телевизору было одно, по «вражьим голосам» другое, по Сониной информации третье. А Лютина рассказала на массаже, что сразу после взрыва в Припяти обрезали междугороднюю связь, отменили «Ракету» до Киева, запретили остановки поездов, а горожанам сообщили о радиации только на следующие сутки.
Валя воспринимала это как личную трагедию и понимала, что никаких перемен в стране нет, а люди по-прежнему должны спасать себя сами. И когда в сберкассах открыли «счёт 904» для пожертвований граждан, понесла туда деньги из заветной коробки.
Юлия Измайловна похвалила её, а Соня сказала по телефону:
– Дура ты, рыбонька! Они на эти деньги построят очередной танк для Афганистана!
В конце мая вышла телепередача «КВН», и Юлия Измайловна чуть не танцевала по этому поводу:
– Вы ведь такая телеманка, разве не помните, что «КВН» закрыли за смелые шутки? Цензура даже запрещала кавээнщикам выходить с большой бородой, считая это насмешкой над Марксом!
– Не помню, – качала головой Валя.
– Её же вели Александр Масляков и Светлана Жильцова. И она начиналась песней «Берите в руки карандаш, мы начинаем вечер наш…». А теперь один Масляков и совсем другая песня.
– Про карандаш знакомое, но я такого юмора не понимаю. – Вале нравились простые передачи, когда ведущий спрашивает, а гость отвечает, и никто не кривляется, как в этом «КВН».
А в августе появилась независимая газета «Московские
Да ещё осенью приняли закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», хотя подпольного бизнеса было полно и до закона. Потихоньку шили, ремонтировали, строили дачи, оказывали медуслуги по квартирам и так далее. Официальный патент на индивидуальную трудовую деятельность стоил теперь копейки, и по Москве пожаром побежали не только кооперативные кафе, рестораны, ларьки, магазинчики, медцентры, видеосалоны, но даже частные туалеты.
А тут и Соня приехала с тортом. И выглядела она необыкновенно, сбросила плащ из космической серебристой ткани, оказалась в комбинезоне с модными брюками-бананами и широченным кожаным ремнём. Вела себя, словно влюбилась, и трещала, как заведённая новым ключиком:
– Полтинник на носу, живу как с чёрного хода, стою за прилавком, слышу, как жизнь уходит! Слышу, рыбонька, как она цокает каблуками! Знакомая за границу съездила, как увидела, сколько там всего продаётся, ей в магазине плохо с сердцем стало.
– А счастье продаётся? – усмехнулась Валя.
– Да что ты всё про счастье? Счастье – это быть себе хозяйкой и ни в чём не нуждаться!
– Соня, вы – духовный человек, а строите из себя Эллочку-людоедку, – одёрнула Юлия Измайловна.
– Видели, как Герка оценил мою духовность? Отрезал полквартиры и помчался к бывшей, высоко вскидывая бёдра! – напомнила Соня. – Бросай, рыбонька, к едрене фене министерство, массажный кооператив сбацаем. Ты будешь массировать, я – их чаем поить!
– Из всех кооперативов меня волнует только жилищный, и очередь в министерстве продвигается, – напомнила Валя.
– Досидишься, рыбонька, как я, до полтоса, потом уж поздно будет, – погрозила Соня пальцем. – Так и состаришься в обносках!
Валя была в очередной Сониной трикотажной кофточке. Соня отдавала ей надоевшие вещи, Вале они были коротковаты, и приходилось придумывать, как это спрятать жилеткой или верхней кофтой.
– И что, что в обносках? – возразила Валя. – Вон везде секонд-хенды открыли, там модницы шарятся, не чета мне!
– Что ж вы мою стрижку не хвалите, я за неё столько деревянных отвалила? – поменяла тему Соня – Устроилась на новую работу! Типа референта. Кооператив занимается безопасностью. Шеф противный, но платит зашибенно.
– И что входит в ваши обязанности? – уточнила Юлия Измайловна.
– А как в анекдоте. Мужик спрашивает: «Девушка, вы сегодня вечером что делаете?» А девушка отвечает: «Всё!» Принимаю звонки, договариваюсь о встречах, помогаю на переговорах. Иногда что-нибудь разогреваю, фирма прямо в квартире, жратву из ресторана в судках охранник носит!
– Ну, Сонька, наконец ты при деле, – обрадовалась Валя.
– Не понимаю, чем они занимаются, но время такое. Надо учиться жить по-новому, на то и перестройка.