Выскочка из отморозков
Шрифт:
— Значит, с машиной отложить придется? — вздохнул тяжело.
— Ничуть! Глянь, сколько мы с тобой сегодня сделали? Тут на целый день торговли!
— А меня возьмешь на базар?
— Тебе в школу.
— В выходной!
— Это само собой. И машину только вместе будем покупать. Когда своих одноклассников нагонишь, научу тебя водить машину. Но без хулиганства обойдись. Слышишь?
Герасим пошел готовить ужин, Борис принес дрова и воду, побежал в магазин за хлебом. Оттуда вернулся с двумя полными сумками харчей. Колбаса, сыр,
— Где столько денег взял? — онемел Герасим.
— Нашел! Целых пятьсот рублей!
— Так тебе под ноги и бросили! — мрачнел мужик.
— Положили иль разиня обронила, зато я нашел!
— Снова за свое? У кого вытащил?
— Не воровал. Я давно из карманов не тащу!
— Откуда деньги? — свирепел Герасим. Он не верил. Его лоб покрылся холодным потом. Он ждал, что вот сейчас хлопнет калитка и разъяренный участковый, ворвавшись в дом, заберет мальчишку. — Борька! У кого украл?
Мальчишка разозлился:
— Почему, когда правду сказал, ты не веришь? Уж лучше б я их в подкожные, в свой заначник взял. И не знал бы ты ни хрена, не мотал мне душу! Что, если и я вот так к тебе стану? — Не захотел разбирать сумки и, хлопнув дверью, ушел в свою комнату.
Щелкнула калитка. Герасим в страхе глянул в окно. Но это Наталья вернулась с работы…
За стол сели все втроем. И Герасим, решив примириться с Борькой, сказал жене:
— Завтра сын решил за учебники взяться.
У Натальи ложка из рук вывалилась.
— Что случилось? — побледнели щеки, лоб.
— Ничего! А что в том плохого? — решил не выдавать пасынка Герасим.
— Сам так захотел? — не верила Наталья.
— Ну а кто ж за него?
— Да он все, что хочешь, проиграет!
— Умнеть стал, мужиком становится!
— Надолго ли? — вглядывалась мать в лицо сына.
— Чего его пытаешь? Говорю, заметано! И это без туфты! — гасил заодно и в себе недавний страх.
— Не может быть, чтоб за один день так повзрослел и поумнел! Сынок, скажи мне, что случилось?
— Мам! Ничего не стряслось. Просто я хочу пойти в Суворовское училище. А там с тремя классами не берут. Да и мал, говорят все.
— Так что тебе нужно для школы?
— Не забивай себе голову. Завтра все будет! — успокоил жену Герасим.
Он не стал рассказывать Наталье ничего. А когда вышел перед сном покурить во дворе, к нему подошел Борька:
— А какую машину покупать будем?
— «Шестерку» или «семерку». «Жигули». Их мужики хвалят.
— Где научился водить машину?
— На войне…
— Как это там можно научиться?
— Лиха беда заставила. Водителя убил снайпер. А машина до зарезу нужна. Снаряды подвезти, дислокацию поменять. Я еще в деревне мальчишкой на полуторке ездил. Учился на ходу. Ох и пригодились навыки. Из зубов у смерти вырвались тогда. Душманы решили, что возьмут нас голыми руками. Я подпустил их совсем близко, а потом как дал по газам. Только пыль столбом. Пока очухались, мы далеко
— Ну, вхожу я в магазин, глянул, какой хлеб почем, и стал в очередь — в кассу. Передо мной бабка Вера — соседка наша. Ага! Эта самая! С какой–то старухой болтает, кому как сралось и с кем спалось. Всей улице кости мыли. А очередь большая. Ну, я чуть в сторону отошел, чтоб старушечью вонь не нюхать. Видел, как старуха, что с бабкой Верой говорила, достала из чулка узелочек. Отвернулась, чтоб посчитать, и выронила пятисотку. Бабка Вера по ней потопталась сослепу. А та старуха сетует, что деньги дома забыла иль потеряла. Бабка Вера на той пятисотке обеими ногами стоит. А эта домой вернулась. Я за соседкой встал. Едва она сползла с деньги, подобрал ее и пустил в ход. Возвращать и не подумал. Они меня ментам сдали, в тюрьму впихнуть хотели, а я им потерянное верни? Ни за что! Я на сдачи сигарет купил нам с тобой, целых три блока! Во запас! Надолго хватит!
— Лишь бы не украл!
— Да что я, к старухе в чулок полезу? А бабка Вера в грудях прячет. Иногда ошибается и вместо кошелька сиську достает. Кассирша знаешь как хохочет? Говорит ей: «Бабуля, я вам не старик, чтоб соблазнять! Гоните бабки. Если нету, в вашем возрасте их ничем не заменить». Соседка тогда ругается. Кассиршу охальницей называет, грозит на нее, бесстыжую, властям пожаловаться. Короче, с больной головы на здоровую валит. Ты же не знаешь еще, она своего родного деда в тюрьме сгноила.
— Как так?
— А просто! Молча! До нее тут старик жил. Кавалер трех войн! Во как его звали! Верно что старый. Но крепкий. И эту бабу Веру он приволок взамен мертвой. Померла его старуха. Эта баба Вера — шестая на веку. Ее в больнице приметил. Лечилась там, а забирать домой дети не хотели. Старик нервы лечил там после смерти бабки своей. В той больнице снюхались. Привел он в дом новую хозяйку, думал, хорошо заживет. А она пилить стала. Так все говорят. Не то самогонки, даже бражки не давала. Дед ее колотить, а уже в документы бабку Веру вписал. Три раза она попадала в больницу, он — в милицию. На четвертый посадили деда. Тот в тюрьме умер. Она одна хозяйкой осталась. Ни детей деда, ни своих родных даже во двор не пустила. Обругала всех матом, юбку задрала, показала голый зад и сказала: «Вот вам, а не дом! Мой он! И ничего из–под меня не возьмете!»
А родному сыну даже помои в лицо вылила: «Я тебе не нужна была больной? Вот и ты мне не нужен. Живи со своей женой–сучкой. Пусть она тебе рога ставит и рожает чужих детей». Ее саму вся улица ненавидела. Давно ли с ней здороваться стали? Знаешь, ее даже били, когда дед в тюрьму попал.
— Кто бил?
— Старухи! Все жалели, что не им гот дед достался. А вторая, у которой корова есть, тоже не легче. Всех детей через суд алиментами обложила за то, что ей помогать не хотели.