Высокие башни
Шрифт:
— Убирайся, — заметила дочь, — мне надоело, что ты постоянно грозишь нам повеситься!
Пока продолжалась эта сцена, позади дома наступила тишина, хотя Филипп должен был выполнять домашнюю работу. Старик Киркинхед обратил на тишину внимание и сразу понял, что это значит.
— Он ушел! — закричал старик. — Он слышал, что сказала эта баба и побежал в замок.
Он выскочил из дома, продолжая кричать:
— Вернись назад, лентяй. Возвращайся, или я выпорю тебя! Если даже мальчик слышал слова хозяина, он не обратил на них внимания. Когда он услышал о Д'Ибервилле, то сразу подумал: «Он скоро тут будет! Наконец он возвращается домой, и я его увижу!»
Никто не
Он бежал мимо деревьев, и его мучил страх, что он опоздает и не сможет увидеть прибытие великого человека. «Хозяин страшно разозлится, — подумал мальчик. — Наплевать! Мне все равно, что он со мной сделает. Я должен увидеть господина Пьера».
Он шел под прикрытием деревьев: мальчик не стал идти прямо по дороге, ведущей вдоль реки. Все люди Новой Франции проявляли сызмала инстинкт осторожности. Смелые действия прежнего губернатора графа де Фронтенака научили кое-чему ирокезов, и несколько лет север страны не страдал от их набегов. Но ирокезы оставались хитрыми и смелыми врагами, и канадцам не верилось, что они в последний раз слышали их резкие призывные клики, при звуке которых по спине бежали мурашки. С этими воинственными криками индейские воины начинали битву.
Пока мальчик пробирался сквозь деревья, в тени которых, казалось, плавилась жара, он вспомнил, как в последний раз видел господина Д'Ибервилля. Это было три года назад и в такой же жаркий день, как сегодня. Несколько членов семейства ле Мойн сопровождали Пьера во время похода, когда он шел к Гудзонову заливу. Все жители Лонгея пришли его проводить. Они молились за него, многие женщины плакали — с ним отправлялись юноши поместья.
Филипп вскарабкался на высокое дерево — оттуда ему все было хорошо видно. Он не сводил взгляда с великого лидера и почти не замечал остальных людей. Позже он пожалел об этом, потому что один из братьев не вернулся домой. Господину Луи в то время недавно исполнилось восемнадцать лет. Филипп подумал, что он погиб как настоящий воин, участвуя в нападении на английский форт, и не обращал внимания на пули до тех пор, пока одна из них не впилась ему в шею.
«Храбрец Луи, — подумал Филипп, — как его любил Д'Ибервилль!». Мальчик начал размышлять о том, что ему хотелось бы умереть подобной смертью. Было бы чудесно смотреть вниз с небес и слышать, как люди обсуждают тебя, и говорят о твоей храбрости!
— Мне хотелось бы принадлежать к семейству ле Мойн! — произнес мальчик вслух.
Он сразу замолчал, потому что понимал, что об этом лучше даже не думать. Семейство ле Мойн было очень богато, влиятельно и обладало большой властью. Их влияние не было результатом наследования аристократического происхождения. Старый Господин Шарль, глава семейства, умерший с честью более десяти лет назад, был сыном трактирщика из Дьепа, и семейство прославилось благодаря десяти сыновьям.
Казалось, чудо помогло — они унаследовали от отца лишь лучшие его качества — смелость, хладнокровие, высокие идеалы и способность думать о будущем. Филипп как-то слышал, что их называют потрясающими. Он не понимал, что значит это слово, но ему казалось, что оно точно подходило сыновьям ле Мойна.
Он прижался к стволу дерева и продолжал думать. «Если бы я был их родственником, они меня стыдились бы». Он прекрасно знал все свои грехи, потому что ему вдалбливали их в голову с утра до вечера. Мальчик вздохнул и произнес:
— Я сделан из другого теста, не стоит больше об этом думать.
Мальчик вдруг понял, как он испуган! И неудивительно, он оказался в полном одиночестве,
Потом он попытался взять себя в руки. «Конечно, я не ле Мойн, но я должен брать с них пример». Он неспешно продолжил путь и даже попытался просвистеть какую-то мелодию. У него полегчало на душе, когда он наконец увидел просвет и понял, что приблизился к общественному выгону Лонгея. Ему теперь не была страшна никакая опасность.
Взору мальчика предстал великолепный замок. Его башни, казалось, растворялись в вышине. Над стеной возвышались тесно прилегавшие друг к другу крыши. В нишах церкви стояли статуи. Солнце посылало солнечные зайчики на вершину одной из башен, и Филипп понял, что они отражались от мушкетов караульных, которые там располагались. Для него эти отблески стали символом безопасности.
Повар и булочник замка были заняты у летней печки. Внутри замка, конечно, была печь, находившаяся внизу, на ней можно было готовить еду для всех служащих замка. Но когда строился замок, Шарль ле Мойн пытался все предусмотреть. Печь снаружи стояла на каменном фундаменте, у нее были крепкие железные двойные дверцы. Ее построили на экстренный случай. То, что ею сейчас занимался главный повар, означало подготовку к празднеству.
Повар по прозвищу Дюжина и Еще Один был просто гигантом — ростом более двух метров и двадцати сантиметров. Сколько он весил, этого не мог сказать никто. У него была огромная круглая голова с торчащими черными волосами и грубые резкие черты липа, похожие на маску восточного колдуна. Но внешность была обманчивой. Пекарь Лонгея был мягким человеком, а голос у него был тонким, как это часто бывает у толстых людей. Он обожал птиц, и они частенько сидели у него на плечах.
Когда к нему подошел Пьер, булочник взглянул на него. До этого он энергично помешивал угли.
— О, это мой дружок Филипп! Я тебя сегодня ждал. Ты принес мне фигурку, которую обещал вырезать?
Мальчик показал головой.
— Я вырезал для вас фигурку, господин. Это был солдат с длинными усами и сердитым лицом. Но фигурку нашел мой хозяин и сказал, что ее следует попытаться продать в Монреале, и больше я ее не видел.
Повар промолвил тонким голосом:
— Старик Киркинхед продал ее. Он такой скупердяй! А деньги он спрятал. Твой хозяин очень дурной человек. Каждый раз, когда я его вижу, я представляю, как было бы легко схватить его за горло и выдавить из него всю гадость и дурь! Мне очень хотелось бы сделать это с ним, потому что он дурно с тобой обращается, мой дружок Филипп.
— Я вырежу для вас другую фигурку, — пообещал великану мальчик.
Булочник сказал, что это было бы хорошо, и снова помешал угли.
— Когда прибудет господин Пьер, — сказал он, — он поймет, что Дюжина и Еще Один не забыл его любимое лакомство. Я пеку три дюжины сладких булочек, чтобы в Лонгее все могли ими полакомиться. Сегодня, когда все семейство усядется за ужин, я подам суп из голубей. Потом будет мой фирменный салат «Лонгей». Дружок мой, ты даже представить себе не можешь, что это за салат! Кроме того, будут пироги с начинкой из дичи и еще две дюжины молодых сочных белок. А на десерт я подам «Блинчики тетушки Мари». Друг мой, сегодня все поймут, что я не только самый крупный человек во всей Новой Франции, но и самый великолепный повар!