Высокий, привлекательный, в татуировках
Шрифт:
— Что? — спрашивает он.
— Я думала, что она твоя, — повторяю я. В этот раз я стараюсь, чтобы он увидел мои губы; хотя мне меньше всего хочется, чтобы он видел, как я говорю ему это. — Я думала, что она твоя дочь.
Он морщится.
— Говорю ещё раз, я в состоянии позаботиться о ребёнке. Могу наблюдать за огоньками на мониторе, как и все остальные. Ну а смена подгузников вообще не нуждается в моих слуховых возможностях. — Он сердится. Точно могу сказать. — Если она заплачет, я смогу выяснить, что ей нужно.
— Дело не в этом. —
— Ревновала? — спрашивает он. — К Хайли? Ради бога, ей же всего три!
— Я знаю. — Как же ему сказать? — И мне было интересно узнать, что за глупая женщина позволила тебе уйти. — А ещё я поняла, что он был и у кого-то ещё. И, возможно, их было много. Много таких «кого-то», с кем я не сравнюсь.
Он усмехается, и напряжение в комнате уменьшается.
— И это всё? — спрашивает он скептически. На самом деле, это не всё. Я также задумалась, смогу ли я делить его с кем-то ещё. Но разве он принадлежит мне, чтобы делиться им? Вроде нет. Совсем нет.
Я киваю.
— Всё. И это не потому, что ты глухой. Я просто ревновала. — Я пожимаю плечами. — Извини. Правда, прости меня. Я не хотела тебя обидеть. — Мне хочется сказать ему, что я хочу, чтобы он был только моим. Но я несвободна говорить подобное.
— У меня нет детей, — говорит он. — Если тебе интересно.
Такая мысль никогда мне и в голову не приходила, до тех пор, пока я не увидела Хайли.
— Хорошо.
— Но я хочу, чтобы у меня когда-нибудь появились дети, — говорит он. Его голос звучит очень мягко, и он смотрит прямо мне в глаза. — А ты?
— Я не знаю. — Мне трудно представить, как я буду помогать собственному ребёнку с домашним заданием. А правописание? А школа? — Не думаю, что из меня получится хорошая мать.
Его губы прижимаются к моем лбу, он кладёт руки на мои обнажённые бёдра. Я втягиваю воздух. Его ладони полностью покрывают мои голые бёдра, и он притягивает меня к себе. Полотенце, что висело на моей груди, теперь зажато между нашими телами.
— Я рада, что ты пришёл поговорить со мной, — хрипло говорю я.
Он наклоняется и целует мою челюсть сбоку. Я даже не думаю, просто наклоняю голову, чтобы ему было удобнее.
— И я, — говорит он, я чувствую его дыхание на своей коже.
Я могла бы сказать больше, но он не смотрит на моё лицо. Он вообще никуда не смотрит. Его глаза закрыты. Его руки скользят под мою попу, и он приподнимает меня.
— Я никогда не хотел заняться сексом с девушкой, о которой забочусь, — говорит он.
Я чувствую, какой он твёрдый, потому что его член упирается мне в живот, и я едва могу думать, едва могу дышать.
Поднимаю его футболку и кладу руки на его живот. Под моими пальцами перекатываются мышцы. Я хочу касаться его. Очень сильно хочу.
— Притворись, будто я не та, о которой ты заботишься, — в порыве говорю я.
Должно быть, Логан увидел мои губы, потому что
— Думаешь, я могу так сделать? — недоверчиво спрашивает он. Он поднимает руку и проводит ею по волосам. — Мне кажется, ты понятия не имеешь, насколько мне нравишься.
А я очень сильно ему нравлюсь, если судить по впечатляющих размеров члену, упирающемуся в мой живот.
Он будто читает мои мысли, потому что, тяжело вздохнув, говорит:
— Не в этом смысле. — В его челюсти дёргается мускул, потом он делает шаг назад, поднимает полотенце и оборачивает его вокруг моего голого тела. — У меня был секс. Уйма секса. Но никогда с тем, кто имеет для меня значение.
Да он знает меня всего несколько дней!
— Почему я так много для тебя значу? Что делает меня такой особенной? — Теперь я умираю, как хочу это узнать.
Он качает головой.
— Скажи мне, — настаиваю я.
— Я слишком долго был заперт в своём собственном мире, — говорит он. — И у меня есть причина, по которой я не сближаюсь с людьми — моя глухота. Но потом я увидел твою тату. — Я переворачиваю его запястье и провожу по ней пальцем. Он вздрагивает от моего прикосновения и крепко зажмуривается. — И я подумал, что, может быть, всего лишь может быть, раз мы оба заперты в наших собственных маленьких мирах, то мы сможем помочь друг другу найти из них выход.
Он только что излил мне душу, а у меня даже нет никаких слов поддержки.
— Но с тобой всё нормально, — начинаю я. Я смотрю на него, но в его глазах предостережение.
— Это неправда. — Он качает головой.
— С тобой всё нормально. Поэтому мы не на равных и никогда не будем.
Он снова качает головой, как будто хочет что-то сказать.
— Я не умею читать. Я не могу получить работу. Не могу пойти учиться. Я не могу сделать ничего из того, что хотела бы для меня моя семья. — Хотя на самом деле они хотели, чтобы я вышла замуж, завела детей, потому что я пригодна лишь для того, чтобы стать чьей-то женой для статуса. Но я отказала им в этом. Поэтому я сбежала. Они разругались со мной, решив, что я не могу играть музыку, потому что это «не соответствует нашему уровню», и не могу дальше учиться, потому что им слишком тяжело наблюдать, как я стараюсь побороть трудности. Это всё из-за них. И всегда было из-за них.
— Не недооценивай себя, дурочка.
Я застываю. Я ненавижу это слово. Всей душой ненавижу. И он тоже застывает, когда видит моё состояние.
— Что? — спрашивает он. — Что случилось?
— Никогда больше не называй меня «дурочкой», Логан, — говорю я, мои зубы скрежещут друг от друга, даже больно.
— Боже, прости, — торопится извиниться он. Берет в руки моё лицо, крепко сжимая, и смотрит мне в глаза. — Я не это имел в виду. — Он усмехается, но в этом смешке нет ничего веселого. — В нашей семье мы так выражаем свою нежность. Я не хотел тебя обидеть. Честно. Я не думаю, что ты глупая. У тебя просто грёбаные трудности с обучением. Но ты не глупая. Я это знаю.