Высокий, Загадочный и Одинокий
Шрифт:
Медисон свернулась на боку, отвернувшись от него и рыдала, закрыв лицо руками. Это была его вина. Это должно было быть нечто особенное для нее, и она не должна была плакать.
Он все исправит. Он уже позаботился о том, чтобы она сначала кончила, и она была влажной. Он просто не смог довести все до конца. Ей пришлось сделать это за него. Ефраим почувствовал себя менее мужественным из-за этого.
– Больно, – хныкала она.
Он наклонился и поцеловал ее в макушку.
– Я знаю, детка. Мне жаль.
– Неужели
Должен ли он солгать?
– Нет, детка, тебе не должно быть так больно. Сначала было бы больно, но потом если ты с настоящим мужчиной боль бы ушла, оставив удовольствие. Ты была бы чувствительной день или два.
– А ты уже делал это прежде?
– Что? Лишал ли я кого-то девственности?
– Да?
– Нет. Мой брат был дважды женат. Мы говорили об этом, и конечно же другие говорили об этом. Нет, я специально избегал девственниц.
– Тогда почему мне так больно? – спросила она сквозь слезы.
Он снова поцеловал ее.
– Для начала, ты не была возбуждена, потом ты запихнула эту жуткую пластиковую штуку в себя и на сухую это больно. И в конце концов, ты практически вонзила ее в себя.
– Потому что ты испугал меня!
– Извини, детка.
Он снова поцеловал ее.
– А-а-а я пахну теперь иначе?
– Э?
– Я все еще пахну как девственница?
Он провёл носом по ее шее.
– Да, но ты пахнешь немного по-другому. Ты все еще пахнешь чисто, но иначе.
– О, то есть я так понимаю, что это не изменило того как для тебя пахнет моя кровь?
– Нет, не изменило, дорогая. – Он видел, как она дрожала. – Пойдем, дорогая, давай уложим тебя в постель, пока ты не простудилась до смерти.
Он спустил воду и поднял Медисон, завернув в полотенце. Она не могла разогнуть свое тело, настолько ей было больно.
Он положил ее на свою кровать.
– Ефраим?
– Да? – Он улегся рядом с ней в джинсах.
– Ты можешь облегчить боль?
Она хотела, чтобы он занялся с ней любовью и чтобы боль ушла.
– Нет, детка, сегодня я тебя не трону. Я не знаю какой вред ты только что нанесла себе. Пока мы это не выясним я к тебе не притронусь.
– Проклятье.
Это прозвучало с таким разочарованием и так мило, что он зарылся лицом в ее волосы, сдерживая любой звук, пока его тело сотрясалось от тихого смеха.
Она ударила его по руке.
– Я знаю, что ты смеешься. Ты такой подлый! Это самая смущающая вещь, которая когда-либо случалась со мной, а ты смеешься!
Глава 12
– О, Боже, это самое неприятное, что когда-либо со мной случалось, – проворчала Медисон, за занавесом волос, скрывавшем её лицо, когда она наклонилась вперёд.
Она надеялась, что быстро зайдет и также быстро выйдет. Медисон ждала этого визита два дня,
Два дня она провела дома и всем лгала о том, что у нее болит. Хуже всего то, что два дня ей не разрешалось прикасаться к Ефраиму.
В течении двух дней он был очень внимательным. Он оставался дома так часто, как только мог, чтобы составить ей компанию или принести что-нибудь. Он был настолько мил и добр, что это ее убивало.
Начинать таким образом их отношения – ее убивало. А не иметь возможности к нему прикоснуться, было настоящей пыткой.
Верный своему слову, он не предпринимал никаких попыток, а он хотел, и она это знала.
Последние два дня она засыпала в его объятиях со свидетельством его возбуждения прижатым к ее попке или бедру. Ефраим никогда не настаивал и ничего не предлагал. Единственное, что он допускал – это страстные объятия.
Затем спешно останавливался, прежде чем все выходило из-под контроля и направлялся в ванную, чтобы принять холодный душ. Ну, а сейчас Медисон было плохо, и она разочарована из-за осознания, что это была еще не самая ужасная часть.
Даже близко не самая худшая. Самым ужасным был смех и шутки Ефраима по этому поводу.
Как только он узнал, что это был за такой гвоздь без шляпки и откуда он взялся, он не мог удержаться от смеха. Он хотел увидеть коробку и не переставал донимать Медисон пока она ему ее не показала.
Следующие полчаса он смешил ее своими шутками и комментариями. Конечно же он слышал о вибраторах и секс-игрушках, но никогда не держал их в руках.
Каждый раз, когда кто-то спрашивал ее как она поранилась или, когда бабушка предлагала поцеловать место, которое бо-бо, в качестве прикрытия выступало расстройство желудка, Ефраим начинал неудержимо хохотать, пока она не начинала смеяться вместе с ним.
Конечно, он испытывал чувство вины, но считал всю ситуацию забавной, пока Медисон не начинала плакать. Затем он становился страшно серьезным и обнимал ее или относил в горячую ванну, умоляя позволить ему отвезти в пункт медицинской помощи.
Когда она отказывалась, он с удвоенной силой старался сделать так чтобы она ни в чем не нуждалась.
***
– А вы были в самом родильном зале? – Ефраим слегка сжимал ее руку и поглаживал большим пальцем, но его мысли были где-то далеко.
Пожилой мужчина в противоположной стороне комнаты просиял.
– Сначала ей пришлось меня туда тащить. – Он усмехнулся. Его явно беременная жена игриво шлепнула его по руке. – А в последние два раза они не могли меня оттуда выгнать. Это так потрясающе. Вам понравится.