Высокое напряжение
Шрифт:
— Не может быть, — слетает с губ. Во время перелета я не заметила ничего подобного. Лев выглядел абсолютно спокойным.
— Мои родители. Они умерли пять лет назад. Разбились во время полета в самолете. Возвращались с отдыха в Абу-Даби. Я сделал подарок маме на юбилей, подарил путевку. Помню, как папа ворчал, не хотел лететь. А я называл его консервативным ворчуном. Он послушал меня в итоге. Полетел… И я их потерял, — в его голосе горечь и боль. Мне самой не по себе от его рассказа. В груди все стягивает в узел. Беру его ладонь, прижимаю к груди, давая понять, что я чувствую
— Самое странное то, что потом мне отдали их вещи, — произносит он через несколько минут тишины. — Чемодан остался цел. Одежда, деньги, документы, пластиковая банковская карта — вся эта ненужная мелочь была абсолютно целой, а от их тел не осталось практически ничего… от самых родных мне людей… И тогда я понял, что никакие деньги не заменят нам близких…
Я молчу. Мне хочется расплакаться. Но я не хочу делать ему еще больней. Он смотрит в сторону, на линию горизонта. Проглотив ставший посреди горла ком, пытаюсь восстановить дыхание. Левраскрыл передо мной самые темные части себя… и я понимаю, что наши с ним демоны — и похожи, и совершенно разные одновременно.
— Я всегда боялась быть нищей, — начинаю говорить. Лев переводит на меня удивленный взгляд. — Я боялась остаться без денег и работы. Мой отец… Помнишь, ты спрашивал, почему я стеснялась его…
Он кивает, приобнимая меня.
— Мне было двенадцать. Мы жили очень бедно. Папа потерял работу, долго пил. Мы выживали за счет маминой зарплаты и кредитов… Кредиты росли, их нужно было возвращать. Помню, как нечего было есть. От голода вечно желудок сводило. Отец все чаще стал уходить в запой… Помню, как маленькой девчонкой затаскивала его домой, забирая спящего у калитки. Грязного, вонючего, опустившегося… мне было так стыдно перед соседями, перед ребятами… — рассказываю это, и мне хочется плакать. Удивительно, столько лет прошло, а мне до сих пор больно и дико стыдно об этом вспоминать.
— Тот новый год был самым страшным в моей жизни. Мы встретили его с гречкой и черным хлебом. Не было ни копейки. Я помню, как загадала желание, чтобы на следующий год у мамы появились деньги и чтобы мы съездили в город, на аттракционы. А еще я загадала много сладостей и еды… и нарядов, чтобы они обязательно были красивее, чем у Дашки Волошиной, звезды нашего класса. Я мечтала о том, чтобы моя мама приходила в школу красивой, а не в старой заношенной одежде… Я много о чем мечтала, желаний было огромное количество, но всем им не суждено было сбыться. Наутро к нам пришли из полиции. Отца нашли в лесополосе неподалеку. Он повесился на дереве, оставив нам предсмертную записку. Просил никого не винить, говорил, что устал, — мой голос начинает дрожать. И чем сильней волнение, тем крепче Лев прижимает меня к себе.
— А записка была написана на повестке в суд… Банк подал иск на родителей, взыскивал неоплаченный кредит.
— Тата… — шепчет он, но я перебиваю.
— Он бросил нас, понимаешь? Оставил нас с мамой одних наедине с кредиторами… Он… был здоровым мужчиной, не инвалидом, не больным. Почему он не мог поехать в город на заработки? Почему? Запить, сдаться… это ведь просто… почему же он не сражался за нас? Ведь так должен поступать мужчина? — я смотрю в его глаза сквозь пелену и вижу в них все то, что сейчас кипит внутри меня. Сморгнув слезы, прочищаю горло.
— С тех пор я решила, что сделаю все, от меня зависящее, но никогда не буду нуждаться в деньгах… Ты раньше говорил обо мне, что я корыстная, что мне нужны бабки. Да, ты был прав…
— Тата, нет… все не так, — хмурится мужчина, качая головой.
— Я считаю, что счастье и в них тоже, Лев. Потому что боюсь остаться без средств к существованию, боюсь, что не смогу помогать своей маме. Я хочу обеспечить ей достойную старость, но сейчас я понимаю еще кое-что, — повернувшись в его руках, смотрю на него.
— Ты изменил мое мировоззрение. Ты помог посмотреть на все под другим углом. Дал почувствовать мне, что я все еще живая. Не робот… а человек, способный чувствовать. Я хочу быть с тобой… Но если ты меня оставишь…
— Я не оставлю тебя, — Лев не дает мне договорить. Обхватив ладонями мое лицо, смотрит в мои глаза.
— Не оставлю, слышишь? Есть только одно, что я не могу простить… предательство. Но ты честна со мной, Тата. И я отдам тебе всего себя. Поверь, я не такой, каким ты видела меня раньше. Я сделаю все для семьи… потому что для меня — это самое главное.
Я прикрываю глаза, пытаясь унять дрожь рвущихся наружу рыданий, а потом его губы касаются моих, и все вдруг становится не важным и далеким. Есть только он. И это самое главное. Самое важное сейчас.
Глава 32
— Ну, и куда теперь? — улыбнулась, смотря в его синие глаза. Лев подхватил с ленты мой чемодан и посмотрел на меня так, будто я только что спросила огромную глупость.
— Домой едем.
— Это понятно, — засмеялась. Он взял меня за руку и повел к выходу из здания аэропорта. — Но мы в разных домах живем. В смысле, когда увидимся теперь? Завтра на работе?
— Тата, ты, как на родину вернулась, совсем недогадливая стала, — качает головой, не сводя с меня хитрого взгляда. Ты погляди на него! Он все еще потешается!
— Я о чем тебе говорил в самолете? Теперь только со мной, и спишь только в моей постели… — немного подумав, все же сделал поправку. — Нашей постели.
Мы выходим к проезжей части. Замечаю улыбающегося Константина, стоящего у капота авто. Поздоровавшись с мужчиной, Богатов убирает наши чемоданы в багажник и устраивается рядом со мной на заднем сиденье.
— Хорошо, но мне ведь вещи собрать нужно, — все еще раздумываю над его словами.
— А в чемодане у тебя, что, мало вещей? — смеется. Взяв мою ладонь в свою, сжимает.
Точно. Я ведь могу сегодня у него остаться. На завтра будет что надеть. А потом разберусь с этим вопросом.
Весь путь до дома Лев разговаривает с Константином. Курс доллара, вчерашний матч Лиги Чемпионов и прочие неинтересные темы для женских ушей. Откинувшись на спинку сиденья, молча созерцаю проносящиеся мимо пейзажи и думаю о том, что счастье свое я нашла на чужбине. А было то оно у меня под боком столько времени.