Высокое окно
Шрифт:
Я расстегнул молнию на боковом кармашке. Там лежали ее водительские права и тонкая пачка банкнот: десять бумажек по пятьдесят долларов. Я быстро просмотрел их. Ни одной новенькой. За стягивающую их резинку был заткнут сложенный лист. Я вытащил его, развернул и прочитал. Это была обыкновенная расписка, аккуратно напечатанная и помеченная сегодняшним числом. Будучи подписанной, она бы свидетельствовала о получении пятисот долларов.
Похоже, ее уже никто не подпишет. Я сунул деньги и расписку в свой карман; закрыл сумочку
Мерле смотрела в потолок и проделывала со своим лицом те же штуки, что и раньше. Я принес из спальни одеяло и прикрыл ее.
Потом пошел на кухню приготовить себе еще один коктейль.
28
Доктор Карл Мосс был высоким тучным евреем с гитлеровскими усиками, глазами навыкате и невозмутимостью айсберга. Он положил шляпу и сумку на кресло, подошел к дивану и совершенно бесстрастно посмотрел на девушку.
— Я доктор Мосс, — сказал он. — Как наши дела?
— Вы из полиции? — спросила она.
Он наклонился, пощупал ее пульс, прислушался к дыханию.
— Что вас беспокоит, мисс…
— Дэвис, — подсказал я, — мисс Мерле Дэвис.
— Меня ничего не беспокоит, — она удивленно раскрыла глаза. — Я… Я даже не понимаю, почему я, собственно, лежу здесь. Я думала, вы из полиции. Видите ли, я убила человека.
— Что ж, вполне естественное человеческое побуждение, — сказал он. — Я убил десятки. — Он даже не улыбнулся.
Она начала вздергивать губу и медленно поворачивать голову.
— Вы знаете, вам не стоит так делать, — очень мягко сказал он. — Вы чувствуете, как сокращаются нервы, и начинаете сосредотачиваться на этом ощущении, чем усугубляете конвульсию. Вы можете контролировать ее, если захотите.
— Да? — прошептала она.
— Если только захотите, — повторил он. — Вы можете прекратить это. Мне, собственно, все равно. Никаких болей, а?
— Нет, — она потрясла головой.
Он похлопал ее по плечу и отправился на кухню. Я пошел за ним. Он оперся бедрами об умывальник и уставился на меня непроницаемым взглядом:
— Что здесь случилось?
— Это секретарь моего клиента, миссис Мердок из Пасадены. Клиент — порядочная скотина. Лет восемь назад Мерле страшно напугал один мужчина, грубо пристав к ней. Насколько грубо — не знаю. Потом — не могу сказать, что сразу же, но где-то в то же время — он выпал из окна или прыгнул. И с тех пор она совершенно не переносит, когда мужчины дотрагиваются до нее — даже без всякого умысла.
— Угу. — Он продолжал пристально смотреть на меня выпуклыми глазами. — Она считает, что он выпрыгнул из окна из-за нее?
— Не знаю. Миссис Мердок — вдова этого человека. Вскоре она вышла замуж вторично, и второй ее муж тоже умер. Мерле осталась с ней. Старуха обходится с ней как грубые родители с капризным ребенком.
— Понимаю. Регрессия.
— Как это?
— Сильное душевное потрясение и подсознательная попытка вернуться в детство. Если миссис Мердок бранит ее много, но не чрезмерно, это усиливает тенденцию. Происходит отождествление детской подчиненности с детской защищенностью.
— Нам обязательно углубляться в эти дебри? — проворчал я.
Он спокойно ухмыльнулся.
— Послушай, дружище. Совершенно очевидно, что девушка — невропатка. Отчасти это спровоцировано обстоятельствами, отчасти это состояние намеренно усугубляется ею самой. Я имею в виду, что на самом деле ей многое нравится в ситуации. Даже если она и не осознает этого. Что там насчет убийства?
— Некто Ваньер, живет в Шерман-Оакс. Похоже, матерый шантажист. Мерле время от времени отвозила ему деньги. Она его боялась. Я видел его — мерзкий тип. Она поехала к нему сегодня вечером и, как утверждает, застрелила его.
— С чего это вдруг?
— Говорит, ей не понравилось, как он скалился.
— Из чего застрелила?
— У нее пистолет в сумке. Но если и застрелила — то не из него. Он заряжен патроном не того калибра — из него невозможно выстрелить. Да из него и не пытались выстрелить.
— Все это слишком сложно для меня, — сказал Мосс. — Я всего-навсего доктор. Что вы хотите от меня сейчас?
— И еще, — продолжал я, не обращая внимания на вопрос, — она сказала, что в комнате горела лампа — это в половине-то шестого прекрасного летнего вечера! И парень при этом был в пижаме, а из входной двери торчал ключ. И он не встал, чтобы впустить ее. Просто сидел и скалился.
Доктор кивнул и сказал:
— О… — Он всунул в толстые губы сигарету и зажег ее. — Если вы хотите спросить меня, действительно ли она верит, что убила его, то я ничем не могу вам помочь. Из ваших слов я понял, что парень к ее приходу уже был мертв. Так?
— Дружище, я там не был. Но очень на это похоже.
— Если она считает, что именно она убила его, и не притворяется — Бог мой, как невротики умеют притворяться! — это означает, что сама мысль не нова для нее. Вы говорите, у нее с собой был пистолет. Да, вероятно, эта мысль не нова для нее. У нее, возможно, комплекс вины. Хочет понести наказание. Хочет искупить какое-то подлинное или воображаемое преступление. Я еще раз спрашиваю, что вы хотите от меня? Она не больна и не помешана.
— Ей нельзя возвращаться в Пасадену.
— О! — Он с любопытством глянул на меня. — А ее семья?
— В Вичите, отец — ветеринар. Я дам им знать, но сегодня ей надо побыть здесь.
— Мне трудно судить. Она достаточно доверяет вам, чтобы провести ночь в вашей квартире?
— Она пришла сюда по собственной воле. Так что, думаю, доверяет.
Он пожал плечами и потрогал жесткие черные усики:
— Ладно, я дам ей нембутал, и мы уложим ее в постель. А вы можете бегать взад-вперед по кухне ночь напролет, взывая к своей совести.