Высокое окно
Шрифт:
— Я сдержу свое обещание, — сказал я. — Но в случае, если вы засомневаетесь в этом, не пытайтесь разбираться со мной. Потому что в своем районе я человек достаточно известный, и если вместо этого кое-кто разберется с Тони — это будет как раз по части вашего заведения. Невыгодно.
Палермо рассмеялся.
— Этта хорошо. Тони. Один похороны — по части нашего заведения, а?
Он поднялся с места и протянул мне руку, красивую, сильную, теплую руку.
25
В вестибюле
Я зашел в лифт и сказал: «Шестой».
Лифт затрясся и тяжело пополз вверх. Он остановился на шестом, я вышел, а старик высунулся из лифта, сплюнув в урну и сказал ничего не выражающим голосом:
— Что сегодня?
Я стремительно развернулся всем телом, как манекен на вращающейся платформе, и тупо уставился на него.
— На вас сегодня серый костюм, — сказал он.
— Серый, — сказал я. — Да.
— Хорошо смотрится. Синий, что был на вас вчера, мне тоже понравился.
— Продолжайте, — сказал я, — выкладывайте все.
— Вы поднялись на восьмой. Дважды. Во второй раз поздно вечером. Обратно вы спустились с шестого. Вскоре после этого примчались ребята в голубом.
— Кто-нибудь из них сейчас наверху?
Он помотал головой.
— Я ничего не сказал им.
— Почему?
— Почему не сказал? А пошли они к черту. Вы разговаривали со мной вежливо. Чертовски мало людей так ведет себя. Я знаю, что вы не имеете никакого отношения к этому убийству.
— Вы ошибаетесь, — сказал я. — Глубоко ошибаетесь.
Я вытащил визитку и дал ему. Он выудил из кармана очки в металлической оправе, водрузил на нос и, держа карточку на расстоянии фута от глаз, углубился в чтение. Шевеля губами он медленно прочитал ее, посмотрел на меня поверх очков и вернул мне визитку со словами:
— Пусть она останется у вас. Я могу уронить ее по рассеянности. Должно быть, жизнь у вас очень интересная?
— И да, и нет. Как вас зовут?
— Грэнди. Зовите меня просто Поп. Кто его убил?
— Не знаю. Вы не замечали, кто-нибудь поднимался или спускался на днях — кто-нибудь, кто не вписывается в это окружение, или просто незнакомый вам человек?
— Я мало что замечаю, — сказал он. — Просто мне случилось заметить вас.
— Высокая блондинка или высокий стройный мужчина лет тридцати пяти с бачками?
— Нет.
— А подняться и спуститься можно только вашим лифтом?
Он покивал древней головой.
— Если только не пользоваться пожарной лестницей. Она выходит в переулок, дверь всегда заперта на засов. Но за лифтом есть лестница на второй этаж. А оттуда можно пройти к пожарной лестнице.
Я кивнул.
— Мистер Грэнди, не пригодятся ли вам пять долларов — не как подкуп, ни в коем случае, но как знак искреннего уважения от искреннего друга?
— Сынок, да я могу просадить пять долларов так, что у Эйба Линкольна с усов пот потечет струями.
Я дал ему банкноту. Перед тем как отдать, я посмотрел на нее. Все в порядке. Линкольн на пяти.
Он тщательно свернул банкноту и засунул глубоко в карман.
— Это очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, вы не думаете, что я напрашивался на это?
Я отрицательно покачал головой и пошел по коридору, снова читая надписи на дверях: «Д-р Е. Дж. Бласкович, хиромант-практик»; «Далтон и Рис, машинописные работы»; «Л. Придвью, бухгалтер». Четыре двери без табличек. Компания по пересылке семян почтой. Еще две двери без табличек. Х. Р. Тиджер, зубное протезирование. Расположена в той же части коридора, что и офис Морнингстара, двумя этажами ниже. Но планировка помещений была иной. Дверь у Тиджера была одностворчатая, и расстояние до следующей двери было значительно больше.
Ручка не поворачивалась. Я постучал. Ответа не было. Я постучал сильнее — тот же результат. Я вернулся к лифту. Он все еще стоял на месте. Поп Грэнди смотрел на меня так, как если бы видел впервые.
— Знаете что-нибудь о Х. Р. Тиджере? — спросил я.
Он задумался.
— Плотный, пожилой, неряшливо одетый, ногти грязные — как у меня. Пожалуй, сегодня я его не видел.
— Как считаете, комендант пустит меня в его офис?
— Прелюбопытный тип, этот комендант. Я бы не советовал к нему обращаться.
Старик медленно повернул голову и посмотрел вверх на стену лифта. Над его головой болтался ключ на большом металлическом кольце. Отмычка. Поп Грэнди медленно вернул голову в нормальное положение, встал со стула и сказал:
— А теперь я, пожалуй, схожу в сортир.
И он пошел. Когда дверь за ним закрылась, я снял ключ со стенки лифта и вернулся к офису Х. Р. Тиджера. Отпер дверь и вошел.
Я очутился в маленькой темной прихожей, на обстановку которой ушли, вероятно, все доходы хозяина. Там было два кресла, курительный столик из магазина уцененных товаров, приобретенный в сельской лавке торшер, покрытый пятнами деревянный стол с несколькими старыми журналами на нем. За моей спиной щелкнул замок, и прихожая погрузилась во мрак, лишь сквозь матовое рифленое стекло в двери чуть проникал свет. Я подошел к торшеру, дернул за цепочку выключателя и прошел к внутренней двери. На ней значилось: «Х. Р. Тиджер. Посторонним вход воспрещен». Она была не заперта.
За этой дверью находился квадратный кабинет с двумя выходящими на западную сторону окнами с очень пыльными подоконниками. Занавески были раздвинуты. В кабинете стояли два грубо сработанных деревянных стула, вращающееся кресло и приземистый стол, на котором не было ничего, кроме старого пресс-папье, дешевой подставки для ручек и круглой стеклянной пепельницы с пеплом от сигар. В ящиках стола валялись какие-то пыльные бумажки, несколько скрепок, аптечные резинки, перышки, грязные промокашки, четыре непогашенные двухцентовые марки, конверты и формы для счетов.