Высота
Шрифт:
Ферзь говорил и об очаровательной помощнице шефа. Та вообще сбежала, как Золушка в самом разгаре бала. О ее поцелуе и пустоте в душе, которую не заполнить ни красотой и свежестью юности, ни привычной похотью.
Человек делился обидой и болью, а пес нервно махал обрубком хвоста и фыркал, будто понимал каждое слово, сопереживал.
К утру, выговорившись вволю, оба сладко уснули на узком угловом диване общей гостиной. Какофония из человеческого и бульдожьего храпа заполняла весь первый этаж еще долгое время после рассвета.
Булавину пришлось немало потрудиться, чтобы
Карина уже ждала в машине, на переднем сиденье, закинув ногу за ногу. Глеб только хмыкнул, усадив пса назад. Судя по короткому цветастому сарафану и голым соблазнительным коленкам, никто сегодня не желал облегчить его участь.
Машина резко тронулась с места, оставляя позади все утренние сомнения и открытия. За окошком проносились полюбившиеся домики и раскидистые яблони, а внутри салона, досыпая положенное время, громко храпел бульдог. Девушка свободно откинулась на сиденье, влюбленно наблюдая, как сильная мужская ладонь, раз от разу, все упорнее стремится схватиться за ее коленку вместо холодного рычага переключения передач.
Водитель хмурился, находя руку в неположенном месте, о чем-то вздыхал, но продолжал гладить бархатную кожу, по-хозяйски, жадно, без всякого стыда.
Даже удивительно после такого бурного утра, как было у них. Она до сих пор с удивление поглядывала на сосредоточенного шефа и не верила в происходящее. Глеба Викторовича Булавина будто подменили: грозный, вечно недовольный, заваленный делами начальник бесследно исчез, оставив вместо себя трепетного, заботливого мужчину. Мужчину, который умел будить поцелуями, эротичной лаской и такой головокружительной нежностью, что и сейчас внутри все пылало после пережитого наслаждения.
Глеб старался смотреть только на дорогу. Во что бы то ни стало нужно добраться до города и доставить Карину родителям. Каждая минута промедления грозила обернуться саботажем. В мыслях он уже десятки раз разворачивал авто и несся назад в лагерь, где широкая кровать собственной спальни идеально подходила для большинства пикантных фантазий. И это после сегодняшнего!
Проснулся он с тревожным чувством. Что-то происходило не так, непривычно, ново. Неслышно было традиционного бульдожьего храпа, а под боком, прижимая его руку к груди, сладко спала девушка. Ресницы ее подрагивали, словно что-то беспокоило даже во сне, а бархатная, нежная кожа головокружительно пахла сексом.
Выходит, ночные эротические фантазии не были сновидением? Колокол в голове предупредительно зазвонил об опасности. Но попытки сбежать или хотя бы отодвинуться заранее были обречены на провал — позади прочная стена дома отрезала пути, а впереди горячее юное тело так и манило остаться. Он сам не заметил, как пальцы нащупали нежный сосок и сжали.
«Даже собственным рукам доверять нельзя!» — напрашивался неутешительный вывод. Другой «аргумент» уже возбудился и упрямо терся об упругую женскую попку, требуя особого контроля. Пятилетняя теория о том, что просыпаться лучше одному, впервые трещала по швам, в то время как сознание и подсознание весело махали белым флагом, предлагая сдаться и не портить себе утро.
Через минуту он уже подмял под себя сонную девчонку и вплотную занялся реализацией одной из последних похотливых идей. Карина только широко раскрыла глаза и охнула, когда дорожка из горячих поцелуев закончилась в самом неожиданном и уже влажном месте.
Только час спустя грозный наниматель позволил своей молодой помощнице сбежать в душ, а сам направился домой.
На деревянном крылечке, раскуривая сигарету, сидел недовольный инструктор.
— Так это ты, что ли, хулиганил полночи с девчонкой, не давая мне уснуть? — Кузьмич с неподдельным удивлением рассматривал небритое, задумчивое лицо шефа. — Я уже охламону-Лешке собирался тёмную устроить…
— Да ладно тебе, Иван…
Булавин присел рядышком на ступеньки и взъерошил волосы. Друг, услышав свое имя, чуть не выронил из зубов сигарету. Вот так-так! Глебушка его Иваном со времен рождения дочурки не называл. Как оно звучит, это самое имя, он и сам уже подзабыл. Выходит ночка была та еще…
— О чем печешься, рабовладелец? — крепко затянувшись, спросил Кузьмич. — Или роль Ромео оказалась не по зубам?
Глеб посмотрел на надежно запертую дверь за собой, потом на закрытое окно второго этажа и тяжело вздохнул.
— Сто лет себя так глупо не чувствовал, — проворчал Булавин. — У самого завтра комиссия, допуск в небо почти в кармане, а я тут…
— Не понимаю, и чего ты мучаешься? Парашют у тебя никто не отберет, да и в ЗАГС пока не тащат.
— Поплюй! Туда меня больше никаким арканом не затащишь!
— Ну, вот! Так все ладненько!
— Кузьмич, да я ее лет на двенадцать старше, а после травмы этой так считай на все двадцать!
— Наговариваете вы на себя, Глеб Викторович, — лукаво усмехнулся друг. — Чего-то другого ты боишься.
Тот ничего не ответил. Что толку рассуждать о здоровье или возрасте, если ни за какие коврижки он не желает больше связывать свою жизнь с кем бы то ни было. Снова выстраивать отношения, доверять, ожидать чего-то, задумываться о совместном будущем — нет! Тем более с молодой, красивой девочкой, у которой все еще впереди. Парочка сборов или соревнований, пару месяцев отсутствия дома, и все старания полетят к чертям. Проходили, знаем!
Женщины за последние годы сменялись в его жизни часто, не выдерживая конкуренции с небом. Они уходили легко, не оставляя шрамов на душе. Красивые, лощеные любовницы знали свое дело в кровати, сопровождали в дорогих ресторанах и никогда не требовали большего.
Машина легко бежала по новому асфальту, преодолевая километр за километром. Булавин прервал воспоминания и еще раз взглянул на Карину. Девушка счастливо улыбалась каким-то своим мыслям и забавно морщила носик. Ни дать ни взять — милый, наивный ребенок. Да она никогда не научится играть по его правилам или довольствоваться ролью воскресной любовницы.
В голове уже вырисовывался план действия, а правая рука еще крепче сжала стройную коленку.
Глава 10. На круги своя