Высота
Шрифт:
Отчаяние сдавило горло, разлилось слезами. Сил держаться не осталось. Зависимость, как кислота, выжгла изнутри, не оставила ничего живого. Без желаний, без смыслов, без иллюзий — пустая отравленная оболочка.
А как смотрели раньше на нее глаза любимого? Ее гордый Ферзь, вольная птица, беззаветная любовь… Кружил на руках, перекрикивая ветер, орал о любви в ночном саду, целовал, как безумный… прямо в душу…
Каждое воспоминание ножом било по сердцу. Не хватало только крови…
Впереди виднелась громада
— Любимый… — шептали губы. — Прости меня…
Нога со всей силы вдавила педаль газа, а руки уже выкручивали вправо руль. Маленькая шустрая машинка легко протаранила хлипкий бетонный столбик, уносясь вниз в смертельном полете. Сжавшаяся от ужаса женская фигурка внутри не успела даже вскрикнуть. Последний полет завершился быстро.
На парковке аэроклуба вновь не было свободных мест. Перворазники, спортсмены и работники, несмотря на противный дождь, с утра спешили на тренировки. Молодые люди с волнением глядели вверх, предвкушая головокружительный полет. Просматривая видеозаписи прошлых прыжков, немолодой инструктор обдумывал план занятий.
Карина подхватила сумку и, чмокнув в щеку отца, вышла из старенькой служебной волги. Рядом уже парковался Фиат Лешки и BMW Булавина. Второй лишь кинул короткий взгляд на удаляющуюся помощницу, на секунду прикрыл глаза, сдерживая стон. Сегодня его первый прыжок за пять лет, а на душе вместо положенной радости почему-то царила пустота.
Глеб привычно похлопал себя по карману брюк, проверяя мобильный, и чертыхнулся. Сегодня там не было ничего. Обломки телефона так и остались валяться на полу гостиной.
Люди неспешно прибывали, а небо, не прекращая роняло на всех теплые, будто слезы, прозрачные капли.
Было почти двенадцать часов дня, когда на столе Булавина зазвонил рабочий телефон. Мужчина с опаской глянул на аппарат, шестым чувством ощущая какую-то неприятность, тревогу. Рука потянулась за трубкой, но внезапно замерла.
С самого утра все шло не так, абсурдно, глупо. Карина молчала, изображая холодность, Кузьмич неожиданно завяз в теории, отложив прыжки, Ритка вообще не явилась. «Затишье перед бурей» — пронеслось в мыслях.
Телефон все звонил, вспарывал тишину противной мелодией, настойчиво требовал ответа. Судьба не оставляла даже крохотного шанса на счастливое неведение.
— Алло, — наконец ответил он.
Когда в учебном зале открылась дверь, никто даже не повернул головы. Владелец клуба бесшумно прошел между столами, не обращая внимания на обалдевших учеников, и положил руку на плечо инструктора. Тот замер. Слишком давно они знали друг друга, через многое прошли, оттого этот жест без лишних слов заставил
— Что? — внезапно охрипшим голосом спросил Кузьмич.
— Рита… — Глебу тяжело давались слова, до сих пор не верилось. — Разбилась.
Казалось, что прошла вечность. Сердце старика на секунду остановилось, и тут же острая колющая боль волной прокатилась по телу, подкосила ноги. Булавин еле успел его словить.
— Как? — требовательно прошептали пересохшие губы.
Руки крючьями схватили Глеба за лацканы пиджака, как утопающий за последнюю надежду. Парализованные ужасом пальцы не разгибались.
— На машине… с моста…
За спинами послышался соболезнующий ропот учащихся, но мужчины не обращали ни на кого внимания.
Для них отчаянная девчонка давно стала членом семьи, неотделимой частью маленького сплоченного коллектива безумцев, влюбленных в небо. Дочь, подруга, ученица, коллега — она была одновременно всеми, но при этом умудрялась оставаться отчужденной, неуправляемой, своенравной, не ведающей страха и сомнений. Ей легко покорялась высота, любые нагрузки и совершенно не давались простые человеческие отношения.
Кузьмич со стоном прикрыл глаза. Сознание отказывалось воспринимать сказанное, мысли постоянно на что-то сбивались, словно убегали. Его девочка, любимая ученица, лучшая воспитанница за многие годы… Скупые мужские слезы без спроса покатились из глаз.
— Глебушка, как же так? — сердце разрывалось от боли и отчаяния.
Булавин крепко держал под руки старого друга, не давая упасть, но ответов не было. Ритка, да она же лучший водитель из всей их парашютной братии! Сколько раз она на своем маленьком авто лихо обставляла даже его мощный BMW. Ни единой аварии за много лет, никаких происшествий.
Кузьмич было раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но окаменевший язык не слушался.
Лишь пару минуту спустя, одними губами еле слышно шепнул:
— Лешка… Надо сказать.
На большее он был не способен. Голова без сил опустилась на грудь.
— Я скажу. Ты сам как? — Булавин не на шутку разволновался. — Может врача позвать?
Но тот лишь отмахнулся. Ни одному эскулапу не под силу излечить душевную боль, а сердце… С сердцем он как-нибудь договорится.
Карина все утро откладывала разговор с Глебом. Вначале текучка с документами, потом проблемы у кассира. Ее вечно чем-то отвлекали, не давая возможности сделать самое главное — уволиться. Решение было принято заранее, и менять его девушка не собиралась. Уж лучше пополнить ряды бывших помощниц, сбежавших из-за интрижек со спортсменами, чем оставаться рядом с Булавиным. Как оказалось, он ничем не лучше. Напыщенный, лицемерный болван. Пусть только попробует задержать!
Собрав волю в кулак, она направилась к зданию администрации.