Высота
Шрифт:
Лешка не знал, сколько прошло времени, когда открылась дверь и в палату вошел высокий худощавый мужчина. Подняться или поприветствовать не получилось. Земное притяжение приклеило к полу, а язык онемел. Так и сидел, прижавшись спиной к металлической каталке, ощущая на себе пронизывающий взгляд из-под прозрачных очков.
«Законный муж возлюбленной» — он узнал бы его из миллиона, несмотря на колоссальные перемены и раннюю седину.
— Вон отсюда! — спокойно и ровно приказал вошедший.
Лешка не слушал. Он столько раз за последние
Мужчина готов был броситься на него и увести силой. Булавин появился вовремя, как черт из табакерки. И минуты не прошло, когда палата вновь закрылась, оставляя возлюбленных наедине.
Глебу чуть ли не силой пришлось вытаскивать незнакомца за дверь. По одному лишь ненавидящему взгляду, брошенному на Ферзя, он понял, с кем имеет дело.
— Отпустите меня! — прорычал тот.
— Прошу прощения, — замялся Булавин. Абсурдно просить мужа о подобном, но для Лешки большего он сделать не мог. — Я вас очень прошу. Дайте ему еще несколько минут.
— Он не имеет никакого права! Этот ублюдок и без того отравил всю нашу жизнь, — захлебываясь накопившимся гневом, мужчина на секунду замолчал. — Знаете ли вы, что такое терять самого дорогого человека? Я не об аварии… Я о жизни, когда день изо дня приходится наблюдать за гибелью, когда от отчаяния хочется сдохнуть, но нельзя.
Булавин молчал. В звенящей тишине слышал только стук своего сердца и тяжелое дыхание стоящего перед ним человека. Собственные страхи стали подниматься из подсознания, пугать жуткими картинками безысходности и одиночества.
— Я любил ее больше всех на свете, — неожиданно еле слышно продолжил мужчина. — Но счастливой сделать не мог… Она была маленьким испорченным ребенком, прожженным насквозь вашей стихией. Думаете, мне было легко? Ждать, прощать, успокаивать — это несложно, но вот видеть агонию… Все эти годы я ждал, что когда-нибудь она не вернется, останется с ним, наконец, будет счастлива, но нет… И вот сейчас… Сейчас она больше не вернется.
За стеклами прозрачных очков показались слезы. Мужчина не выдержал и, махнув рукой, двинулся в сторону выхода. Длинные ноги заплетались, цеплялись за неровный пол.
— Через полчаса чтобы вас здесь не было. Всех! — не поворачиваясь, кинул он и скрылся за поворотом.
Глеб без сил опустился на жесткую кушетку рядом с Кариной, снова подхватил ее босые ноги в свои ладони и замер. Прошло два часа, как они приехали. Врачи, санитары постоянно порывались в палату, чтобы увезти тело, и лишь они вдвоем, как сторожевые псы, никого не пускали. Взятками и уговорами выкупали для Лешки последние минуты наедине с погибшей.
Глеб не сразу обратил внимание на голые ступни девушки, а она от волнения и сама забыла. Сидела тихонько, как мышка, прятала замерзшие пятки под лавку. Если бы не удивленный взгляд одного из врачей, Булавин бы и не заметил, а так… Чуть не задохнулся от удивления, когда взгляд остановился на аккуратных маленьких пальчиках.
Карина даже пискнуть не успела, горячие ладони без спроса подхватили ее ноги, положили к себе на колени и стали настойчиво растирать, возвращая тепло.
Не обращая внимания на прозрачные слезы в глазах девушки и попытки вырваться, Глеб упрямо гладил ступни, согревал своим жаром.
— Отпусти меня, — не выдержав собственных эмоций, жалобно попросила Карина.
— А ты уедешь домой?
Он уже не первый раз пытался уговорить ее не мучить себя, поехать к родителям. Дважды даже вызывал такси, но все бесполезно. Упрямая девчонка не сдавалась.
— Иди ты, знаешь куда, со всеми своими предложениями!
— Карина, Рите уже не помочь, а с нами все будет хорошо, — он напряженно всматривался в зеленые глаза, пытаясь понять. — Беги, золотко! Я прослежу за Алексеем.
— Это ты у нас большой специалист по побегам, а я остаюсь! — непреклонно заявила девушка.
Вместо благодарности, Булавин аккуратно сжал изящные маленькие ступни. Сколько б он отдал за такие слова пять лет назад…
В груди, зачарованно переворачивалась неповоротливая зачерствевшая душа, отзывалась приятной ноющей болью на сердце.
Ее простое, такое естественное желание быть рядом, не оставлять в беде, пусть даже предателя, безвозвратно рушило стены привычного одиночества.
— Какой я дурак… — вздохнул Булавин.
Девушка удивленно приподняла брови, но уточнять не стала. Все его признания пока что слишком дорого ей обходились.
Вскоре из палаты вышел Лешка. Выглядел он еще более осунувшимся и уставшим, однако на лице уже не было прежнего отчаяния. Лишь бледность, как во время болезни, тяжелой, но не смертельной.
Глеб, долго не думая, подхватил Карину на руки и двинулся к выходу. Лешка не отставал. Их маленькая прощальная процессия незаметно добралась до машины.
Лишь один человек с тоской и болью смотрел вслед, потерявший сегодня всё.
Глава 12. Другое начало
Еще под кожей бьется пульс и надо жить.
Я больше, может, не вернусь, а может, я с тобой останусь.
К счастью, в реальной жизни сохранить одно и тоже состояние души длительное время почти невозможно. Даже самый лучший мед со временем засахаривается, точно также радость и счастье теряют прежние краски.
С чувством утраты все немного сложней. Вначале оно опаляет разум ужасом, затем разливается слезами обиды и непонимания, и лишь потом отупляет одиночеством и страхом. Это происходит быстро, болезненно и неотвратимо.
Только какое-то время спустя, отгоревав и смирившись, начинаешь жить. С грустью рассматривать фотографии, делиться тоской с близкими, удивляясь, вспоминать забытые светлые моменты.