Высший Дерини
Шрифт:
Венсит стоял, уперев руки в бока, и смотрел на все это с явным неодобрением:
— Ты закончил, наконец, играть со своим могуществом? Иди, благодарю тебя. Иди, нам надо работать. И тебе, и мне.
Ридон сухо ответил:
— Хорошо. Раз ты просишь, я поговорю с твоим добрым другом Торном Хагеном. А затем вернусь, чтобы осмотреть этого Брана, в котором, как мне показалось, ты очень заинтересован. Может быть, действительно от него будет какая-то польза, в чем я сомневаюсь. А может быть, я обнаружу в нем кроющуюся для нас опасность, хотя ты уверен, что ее не существует.
— Делай,
Ридон завернулся в плащ и исчез.
Венсит вернулся к карте и, глядя на путаницу голубых, красных, зеленых линий, обратился мыслями к плану предстоящей кампании.
В его глазах цвета голубого льда бушевала необузданная энергия, пальцы нервно стискивали перо, зигзагами скачущее по карте, плечи напряглись, как будто он уже готовился вступить в бой.
— Одиннадцатью Королевствами должен править я один, — сказал он себе. — Я должен править единолично. И это вам будет не мальчик-король, который сидит сегодня на своем троне в Ремуте!
Глава 5
Ранним вечером того же дня проблему Дерини обсуждали еще два человека.
Это были священники, добровольно вышедшие из состава той самой Гвинедской Курии, о которой с таким презрением отзывался Венсит. Именно на них лежала основная ответственность за тот раскол в духовенстве Гвинеда, который существовал и по сей день.
О Томасе Кардиеле, в чьей часовне в данный момент велась беседа, трудно было подумать, что он способен на мятеж. Ему недавно исполнился сорок один год. В течение последних пяти лет он был епископом богатой и престижной епархии Джассы. Так что казалось невероятным, что он станет вдохновителем событий, которые произошли два месяца назад. До недавнего времени это был один из самых молодых епископов, занимающий твердое положение и непоколебимо преданный церкви, которой он служил. И во всех спорах он всегда придерживался нейтральной позиции, традиционной для епископов Джассы.
Его молодой коллега Денис Арлиан тоже неожиданно оказался на первых ролях в этом мятеже.
И теперь тридцативосьмилетний епископ Гвинеда думал о том, что если события в самое ближайшее время не повернутся к лучшему, то им придется довольствоваться лишь надеждой на сохранение жизни.
Ведь согласно законам Гвинедской Курии, грехи Кардиеля и Арлиана были огромны, так как они двое и еще четыре епископа открыто выказали неповиновение Курии, объявив, что Интердикт, которым угрожают Корвину, незаконен.
Но Интердикт на Корвин все-таки наложили. И добился этого архиепископ Лорис, который решил во что бы то ни стало настоять на своем.
Теперь в Гвинеде фактически существовали две Курии: Курия Шестерых в Джассе, которая изгнала Лориса и его приверженцев за пределы города, и Курия Одиннадцати в Короте, бывшей столице Моргана.
Шестерка объединилась с Варином де Греем, и они объявили себя единственно законной церковной властью в Гвинеде.
Теперь примирение между группировками, даже если оно когда-нибудь и будет достигнуто, потребует много сил.
Кардиель возбужденно ходил взад и вперед перед алтарем часовни, уже в который раз
Арлиан спокойно сидел на передней скамье, наблюдая за коллегой. Его возбуждение выдавало только постукивание пальцев по сиденью.
Кардиель покачал головой, снова вздохнул и потер рукой подбородок. На его пальце сверкнул темный аметист, когда на него попал свет свечи.
— Это какая-то бессмыслица, Денис, — заключил Кардиель. — Как могли жители Корвина напасть на Нигеля и его людей? Разве то пятно, что лежит на Келсоне, пачкает и его дядю? Ведь Нигель не Дерини.
Арлиан перестал барабанить пальцами по скамье.
Его тоже поразили новости о событиях на дороге в Дженан Бейл, которые произошли два дня назад, но изощренный ум уже обдумывал всю ситуацию в целом, стараясь выработать какой-то план действий.
Поднимая руку, чтобы пригладить волосы, он сбил с головы камилавку. Не спеша наклонился, аккуратно ее поднял, расправил и положил на скамью рядом с собой, затем сложил руки на груди, прикрыв тяжелый серебряный нагрудный крест.
— Может быть, мы зря держим свою армию здесь, в Джассе? — сказал, наконец, он. — Может быть, нам надо было прийти на помощь Келсону несколько месяцев назад, когда все это только что произошло? Или, может быть, нам следует ехать в Корот и искать примирения с архиепископами? Ведь пока не будет примирения, не будет мира в Корвине.
Он опустил голову и посмотрел на крест, а потом тихо продолжил:
— О, мы хорошо приручили наш народ, мы, пастыри Гвинеда. И когда звучит анафема, овцы наши повинуются, даже если это неправильно и те, кого предают анафеме, неповинны в преступлениях, в которых их обвиняют.
— Значит, ты считаешь Моргана и Мак Лейна невиновными?
Арлиан покачал головой.
— Нет. Формально они виновны. В этом сомнений нет. Часовня Святого Торина сгорела, люди убиты, а Морган и Дункан — Дерини.
— Но если все происшедшее там было обусловлено чрезвычайными обстоятельствами… и они могли бы это объяснить… — пробормотал Кардиель.
— Возможно. Если, как ты предполагаешь, они действовали в целях самозащиты, стараясь выбраться из ловушки, тогда они могут снять с себя ответственность за то, что произошло в часовне Святого Торина. Даже убийство, если они защищали свою жизнь, может быть прощено, — Арлиан вздохнул. — Но Дерини-то они остаются.
— Увы, это так.
Кардиель перестал ходить и присел на мраморную ограду алтаря перед Арлианом.
Лампада, висевшая у него над головой, бросала красный свет на его седые волосы, окрашивала в тусклый пурпур камилавку.
Кардиель долго смотрел на лист пергамента, прежде чем сложить его и спрятать в складках одежды. Опершись обеими руками на ограду, он долго смотрел на сводчатый потолок и, наконец, обратил свой взгляд на Арлиана.
— Ты думаешь, они придут к нам, Денис? — спросил он. — Неужели ты полагаешь, что они рискнут довериться нам?