Выстрел, который снес крышу
Шрифт:
– Давно это было. И неправда.
– Неправда – это газета такая. «Известия» называется. Газета «Известия» газетой «Правдой» быть не может.
– Да, но просто известие может быть правдой.
– За правду голову оторвать могут. И тебе оторвут, если ты засланный. Я могу это сделать. Запросто.
– Я не засланный, – мотнул головой Павел.
– Кто может за тебя поручиться?
– Сарацин может. Мазут, Зубр.
– Сарацин? Не знаю такого. Мазут? Тоже не знаю. А про Зубра слышал. Про Зубра, который у Горухана был. Он и сейчас есть, это Горухана нет. Он
– Зубр? Нет, не знает, – честно признался Павел. – То есть он меня видел, когда я к Горухану приходил. Знает, что меня в «Седьмую эру» определили. Ну, если не забыл…
С авторитетными людьми из окружения Горуханова Павел мог встретиться в Ульянове, в ресторане «Золотая щука». Но загвоздка в том, что не верил он в реальность этого ресторана, как будто и не было его никогда в прошлой жизни. Вроде бы и верил он в свое душевное здоровье, но все равно сомнений столько, что разум то и дело спотыкался о них. Потому и обратился он к Парижанину, хотя мог уже быть в Ульянове.
– А если забыл? – нехорошо посмотрел на Торопова неряшливый авторитет.
– Тогда я не знаю, что делать, – пожал плечами Павел. – Был еще Напевин, начальник охраны нашего клуба, но я не знаю, куда он делся. Там целая история. После того как Горуханов приказал долго жить, наш клуб закрыли, его сейчас в боулинг-клуб переделывают. Ремонт сейчас там, а куда старая охрана делась, не знаю. Я с Горуханом срок мотал, когда откинулся, к нему в Ульянов подался, он меня в клубную охрану взял, а близко к себе не подпускал. Но я видел, кто в него стрелял, преследовал этого человека. В общем, кое-что знаю.
– А я вот ничего не хочу знать, – покачал головой Парижанин. – А на Зубра у меня выход есть. Я ему наколочку дам, пусть сам с тобой разбирается. С Мазком будешь, пока он не подъедет. Вздумаешь сдернуть, мои люди тебя из-под земли достанут, в асфальт раскатают, ты меня понял?
Павел кивнул, прекрасно понимая, что никто не станет его искать, если он вдруг вздумает убежать. Ведь Парижанин никак не проявил своего отношения к Горухану. И слова плохого про него не сказал, но и помощь в поисках его убийцы оказывать не стал. Он просто умыл руки. И ему все равно, провокатор Торопов или нет. Но если Зубр вдруг появится и не признает Павла за своего, то все может закончиться плачевно. Не стал бы Парижанин гоняться за ним, но если на тот момент он будет в его руках, то может последовать команда «фас». Может, лучше сбежать от Мазка, не дожидаясь Зубра?
Но Павел пересилил себя и остался со своим солагерником.
Мазок отвел его к себе в квартиру, которую снимал неподалеку от вокзала. Место отличное – практически центр города, дом хороший, красивый, еще довоенной постройки, только вот сама квартира находилась в подвале здания; сырая, холодная, тесная. Окна маленькие, под потолком и почему-то забранные решеткой. Не мудрено, что Павел почувствовал себя здесь, как в тюрьме. В принципе так оно и было. Телохранители Мазка, Сухарь и Вантус, бдительно следили за ним. Да и Мазок не спускал с Павла глаз.
Из ржавого допотопного холодильника с механической защелкой Мазок достал бутылку водки, заветренный
– Как насчет баяна? – важно спросил он, сковырнув со столешницы прилипшую и засохшую макаронину.
– Я пас, – покачал головой Павел.
Во-первых, наркотики его не прельщали. Во-вторых, он и без них нахлебался всякой химической дряни, спасибо Эльвире Тимофеевне.
– А зря, – нравоучительно проговорил Мазок. – Живем один раз, и получать надо все по максимуму. Кайф, девочки – что еще нужно правильному человеку?
– А кто за девочку? – спросил Павел, глянув на Вантуса, что сидел за столом, а затем – на Сухаря, который маячил в прихожей.
Но парни, похоже, не поняли намек. Их аутичные физиономии остались такими же пресными, как дистиллированная вода.
– Девочки сейчас будут! – сообщил Мазок с гордостью короля, выигравшего самое важное сражение в своей жизни. И, заметив сомнение на лице Павла, возмущенно протянул: – Что, не веришь?
Торопову пришлось поверить. Только девушки не вызвали восхищения. Это были типичные вокзальные проститутки. Плечевые девочки, что продавались на потребу дальнобойщикам, по сравнению с ними могли считаться элитными жрицами любви. Неудивительно, что ночь с этими страшилами ни стоила бы Павлу ни копейки, поскольку за стакан водки каждая из них готова была обслужить бомжей со всех вокзалов столицы.
Павел отказался и от наркотиков, и от девочек. Но граммов двести беленькой на грудь принял, после чего отправился в комнату, по своим размерам и обстановке похожую на чулан. Хлам, пыль, плесень по углам, грязный матрац на полу, зато здесь было спокойно.
Он понимал, что Зубр появится нескоро. Пока Парижанин свяжется с ним, пока тот снизойдет до встречи, если вообще захочет впутываться в это дело. Да и сам Парижанин может отказаться от своей затеи. Вдруг он не станет звонить Зубру, но свяжется с Мазком и велит ему избавиться от Павла. И тогда его убьют по-тихому или продадут на органы.
Но мысль о возможно скорой гибели не оторвала Торопова от матраса. Слишком слаб он был после переливания крови, да и дорога вконец вымотала его. Спать, спать…
6
Зубр не заставил себя долго ждать. Он появился рано утром, поговорил с Мазком и сам лично разбудил Павла.
– Ты, что ли, Топор? – внимательно всматриваясь в него, хриплым басом спросил он.
На вид ему было лет тридцать пять. Массивная голова с блестящими залысинами, крупные и грубые черты лица, глубоко посаженные глаза, полные щеки, тяжелый подбородок. Но при этом он выглядел свежим и холеным.
– Ну, я, – поднимаясь, кивнул Павел.
Глядя на свежевыбритого Зубра, он невольно провел ладонью по своей трехдневной щетине. Лохматый, замусоленный и мятый, он не шел ни в какое сравнение с этим лощеным мужчиной в дорогом клубном пиджаке, надетом поверх черного тонкошерстного джемпера.