Выстрел по «Ледоколу». Как Виктор Суворов предавал «Аквариум»
Шрифт:
Резун пригласил нас на обед, сказав, что у него есть на примете укромное тихое местечко в загородном ресторане, где можно хорошо провести время.
Еще через несколько минут мы уже мчались по Варшаве на такси. В машине перебрасывались между собой незначительными фразами. Ни о чем серьезном не говорили.
Машина тем временем вышла за городскую черту, направилась, мягко покачиваясь и шурша шинами, по новому, недавно положенному асфальту вдоль Вислы. Верхушки деревьев, тронутые уже багрянцем осени, горели, словно костер, в лучах заходящего солнца. Дорога сначала проходила вдоль поймы реки, потом неожиданно круто
Я посмотрел назад. Резун поймал мой взгляд и спросил:
— Проверяешь?
— Да нет, что ты, — ответил я, — это дела давно минувших дней, как сказал поэт. Да и Польша не Альбион.
— Не скажи, — заметил Резун. — Здесь уже другие порядки. «Моя милиция меня уже не бережет», как в прежние времена. К нам, — он почему-то употребил это местоимение, причислив себя к нам, — здесь кое-кто относится хуже, чем в Англии. Ведь эта страна теперь входит в НАТО, и ребята из нашей прежней конторы, находясь в городе, наверное, чувствуют на своих спинах «дружеские заботливые» взгляды. Уже были скандальные истории, связанные со шпиономанией, шумела пресса.
— Ну, тебе-то нечего бояться. За тобой, наверное, присматривают твои новые хозяева из СИС? — поинтересовался Алексей. — Ты уже, я смотрю, везде по миру ездишь бед камуфляжа. Не прикрываешься париком.
— Ты знаешь, Алексей, вначале меня везде опекали, пасли. Да и сам я побаивался по старой привычке, помня о длинных руках КГБ. Но времена изменились. Сейчас за собой уже не вижу никакой слежки. Правда, приезжая к своим издателям в Польшу, ощущал иногда трогательную заботу о себе польских бывших товарищей.
— Англичанам ты, по всей видимости, изрядно поднадоел, больше не нужен. Мавр сделал свое дело.
— Может быть, ты и прав, — с грустью проговорил Резун.
Такси между тем углубилось в лес, вскоре выехав на открытую довольно большую поляну, и остановилось у одиноко стоящей рубленой избы, очень похожей на наши подмосковные русские избы-рестораны. У входа с двух сторон на высоких шестах были установлены чаши, наполненные маслом, в которых горел огонь. Так в некоторых странах Запада принято встречать долгожданных гостей.
По уверенному поведению Резуна было заметно, что он не раз бывал здесь. Мы устроились в отдельном кабинете на втором этаже. Посетителей, судя по почти пустующей парковке, в ресторане было мало.
Официанты засуетились, почувствовав в посетителях состоятельных клиентов. Еще мгновение — каждый из нас держал меню. На мелованной бумаге были указаны названия блюд на польском, русском, немецком, французском, английском языках.
Резун на правах хозяина взял дело в свои руки: уверенно распоряжался, задавал вопросы официанту, который волчком крутился около него с подобострастной улыбкой, быстро записывая заказ.
Через некоторое время забегали туда-сюда официанты, расставляя приборы, закуски, напитки. На столе появились осетрина, икра, овощи, грибы. Резун старался показать свою щедрость, состоятельность.
Обед начался по-русски, без аперитивов, с водки, как обычно начинают застолье в России.
Вылили по одной, по второй, по третьей. Закусили. Началась беседа. Сначала осторожная. Потом разговоры пошли за жизнь.
Резун вначале относился ко мне с некоторым подозрением. Черт его знает, кто я такой? Может быть, засланный
Разговор вначале шел между Алексеем и Резуном. Я помалкивал и не вмешивался.
Алексей привез на встречу фотографию семнадцатого выпуска Калининского суворовского военного училища 1965 года, на которой был и Резун.
Дрожащими руками он держал перед собой фотографию, смотрел на своих бывших товарищей, молодых, красивых, полных жизни. Слезы текли по его полным щекам. О чем он думал в эти минуты? Какие мысли терзали его душу?
Начались расспросы, воспоминания. «А где сейчас тот, а как дела у этого, а что делает другой. А помнишь, как на Придаче в парке дрались с гражданскими?»
— А где сейчас Толя Ворончук? — вдруг неожиданно спросил Резун.
— Толя два года тому назад умер, — ответил Алексей. — Он так хотел встретиться с тобой. Вы же были друзьями. Он до конца своих дней не верил, что ты мог предать. Всё говорил, что произошло какое-то недоразумение. В 1994 году он был в Лондоне, пытался найти тебя, но не сумел. Ушел из жизни в расцвете сил. Талантливый был человек.
— Давай помянем Толю, — предложил Резун. — Чтобы земля ему была пухом. Как он мне помогал в суворовском!
Выпили не чокаясь. Помолчали.
Разговор сначала не получался в том русле, в которое я хотел бы его направить. Резун продолжал расспрашивать Алексея о судьбах ребят. Чувствовалось, что он имел информацию о своих бывших сослуживцах и из других источников. Следил за событиями в России и, похоже, сопереживал.
Пропорционально выпитому оживлялся и наш застольный разговор. Алексей пил очень умеренно, пропускал. По-настоящему, без пропусков пили мы с Резуном.
Возвращая фотографии Алексею, Резун с горечью произнёс:
— Наверное, эти ребята презирают и проклинают меня?
— Да, ты прав. О тебе частенько вспоминают недобрым словом на традиционных встречах у хвоста коня князя и в Петровском парке в Воронеже. Ты же бывал, по-моему, иногда на наших встречах в Москве?
— Бывал, — с грустью подтвердил Резун и продолжил: — Знали бы вы, в какую передрягу я попал и через какие муки прошел.
— Вот мы и хотели бы от тебя об этом услышать, — вставил я. — Кадеты при встрече расспрашивают меня о тебе. Знают, что мы с тобой были в одной упряжке. Я и решил провести журналистское расследование твоего дела, постараюсь выяснить истинные причины твоего падения. В книгах ты откровенно лжешь, особенно о ГРУ. Мне хотелось бы с тобой поговорить начистоту как кадет с кадетом. Твое право отвечать на мои вопросы или нет, говорить правду или продолжать лгать. Это дело твоей совести. Как ты вообще вляпался в это дерьмо? Чего тебе не хватало? Ведь то, что ты наплел про Александрова, — это сказка про белого бычка для детей. А с этой трубой? Твоей фантазии можно только удивляться. Я тридцать лет проработал в ГРУ и, кроме печки для сжигания документов, ничего похожего на крематорий там не видел. А ты без году неделя был в «Аквариуме» и все разглядел. Уверен, тебе даже не приходилось сжигать документы. Стажеры, какты, этим не занимались.