Выстрел. Дело, о котором просили не печатать
Шрифт:
Они хотели продолжить дознание и перешли в залу, где лежал обезображенный труп Гонсолена. Доктор Маньяба засвидетельствовал смерть и не стал приводить в порядок одежду старика, зная, что даже ничтожные мелочи могут привести к самым важным открытиям. Кресло и несколько стульев были опрокинуты. Очевидно, произошла борьба, и борьба отчаянная. Возле небольшого столика натекла лужа крови.
— Вот тут лежал мой хозяин, — показал лесничий.
— А где находилась госпожа Гонсолен?
— Здесь, лежала ногами к дивану, головой на мраморной плите перед камином.
Жервеза дрожала,
От столика до камина вели кровавые следы как раз до того места, где упала Мадлен.
— В него выстрелили, и он упал возле столика, — сказал следователь на ухо прокурору. — Потом он приподнялся, но не мог стоять на ногах. Посмотрите на эти отметины на полу. Я уверен, что тот же отпечаток должен находиться на обуви жертвы.
Фульгуз наклонился к ногам Гонсолена, осмотрел гвозди на его башмаках и подал Дампьеру утвердительный знак.
— Заметьте, господин Фульгуз, — продолжал следователь, — его панталоны запачканы кровью у самых колен.
— Да, колени окровавлены.
— Гонсолен лишился сил и поскользнулся. Он упал на колени, руками в кровь, и пытался доползти до госпожи Гонсолен, вероятно, желая проститься с ней в ту минуту, когда его настигала смерть. Пальцы оставили отпечаток на навощенном паркете. Потом он сделал последнее усилие, оперся об это кресло, опрокинул его и запачкал кровью чехол. Наконец, он опять упал, стукнувшись головой о ножку столика, и больше уже не шевелился. Это была ужасная минута. Попытки этого несчастного приблизиться во время агонии к женщине, которую он любил до безумия и с которой его разлучило преступление, — это страшная драма…
— Наверно, все действительно произошло так, как вы говорите, — сказал Фульгуз, который, несмотря на весь свой стоицизм, с трудом сохранял спокойствие.
Повернувшись к доктору Маньяба, который молча стоял у окна в ожидании вопросов, он спросил:
— Любезный доктор, что вы можете нам сообщить?
Маньяба подошел к трупу, встал на колени, засучил рукава сюртука и рубашки и осмотрел рану.
— Господин Гонсолен был убит выстрелом, сделанным почти в упор, — сказал он. — Это доказывается тем, что около раны кожа обожжена на два сантиметра. Отверстие узкое и заставляет предполагать, что оружием убийцы был револьвер малого калибра или кабинетный пистолет.
— Револьвер, — сказал Фульгуз.
Он указал на столик, где среди книг и брошюр находился палисандровый ящик с богатыми украшениями. Ящик был раскрыт, в нем недоставало одного револьвера. Доктор наклонился к трупу.
— Вот, — сказал он, вынув щипцами приплюснутую пулю.
Сделав знак Гиде и Рамаже, он холодно сказал:
— Разденьте убитого, может быть, есть другие раны.
Лесничие повиновались. Доктор внимательно осмотрел труп и покачал головой.
— Гонсолен получил только одну рану, — заявил он.
Вдруг он сделал движение:
— На руках видны следы кровавых царапин, сделанных ногтями и идущих от кистей рук до суставов. Невозможно, чтобы руки, так жестоко исцарапавшие жертву, сами не пострадали. Этот факт может быть особенно ценным.
Лесничие опять прикрыли труп. Маньяба отвел в сторону
— Гонсолен умер не сразу, он прожил около четверти часа. Я слышал, как господин Дампьер пытался объяснить усилия умирающего приблизиться к жене. Он приписывал Гонсолену желание проститься в последний раз с той, которая лишилась чувств возле него. Так ли я понял?
— Совершенно правильно.
— Позвольте мне сделать одно замечание.
— Мы слушаем вас, любезный доктор, — сказал Фульгуз, — ваша опытность и высокие аналитические способности окажут нам драгоценное содействие.
Маньяба подвел их к трупу, сделав знак уйти Жервезе, Гиде и Рамаже.
— Заметьте, какое выражение свирепой ненависти застыло в этих полузакрытых глазах…
— Взгляд страшен…
— Как вы думаете, станет ли так смотреть человек, последняя мысль которого полна любви и сожаления?
Следователь и прокурор задумались и ничего не ответили. Через несколько минут в сопровождении доктора они поднялись на лестницу и направились в комнату, где лежала госпожа Гонсолен. Постучались в дверь. Им отворила старуха Сюзанна Бридель, ухаживавшая за Мадлен.
— Тише! Не шумите… — сказала она.
Мадлен неподвижно лежала на кровати, закрыв глаза, с лихорадочным румянцем на щеках. Маньяба подошел к ней и пробормотал:
— Странный обморок!
Он задал несколько вопросов Сюзанне и покачал головой с озабоченным видом.
— Вы боитесь за ее жизнь? — спросил его Дампьер.
— Потрясение оказалось для нее слишком сильным. Все мои старания будут теперь бесполезны. Может быть, госпожа Гонсолен совсем не очнется, может быть… но это будет ужаснее смерти…
— Что такое?
— Может быть, она лишится рассудка.
— Сойдет с ума! О, бедная женщина…
— Да, я тоже думаю, что это было бы ужасно. Уж лучше ей умереть.
Сюзанна время от времени освежала лоб и виски Мадлен ледяной водой. Доктор приподнял одеяло, взял руку больной и стал считать пульс. Рука женщины была крепко сжата. Вдруг доктор наклонился, разогнул большой палец и побледнел: ногти Мадлен были сломаны и окровавлены. Дампьер и Фульгуз, внимательно следившие за ним, заметили его нерешительность и смятение. Их взоры устремились к руке, которую он держал, и они сами увидели кровавые отметины. Становилось очевидно, что царапины на теле Гонсолена были делом рук Мадлен!.. Это размышление промелькнуло как молния в уме у всех троих, но никто не посмел высказать вслух свою мысль.
Расследование усложнялось. Хотя обыск еще не начинался, становилось очевидным, что не кража была целью преступления. Какая же страшная драма разыгралась в эту ночь и какую роль играла в ней Мадлен? Это выражение ненависти и бессильного бешенства, которое осталось в глазах Гонсолена после его попытки приблизиться к Мадлен, эти следы борьбы между молодой женщиной и ее мужем не доказывали ли ее причастность к убийству?
Маньяба выпустил руку Мадлен. На другой руке женщины были такие же следы. Мужчины молча удалились из комнаты. Доктор сделал несколько предписаний Сюзанне Бридель и велел уведомить его, как только больная придет в сознание.