Выстрел. Дело, о котором просили не печатать

Мари Жюль

Лесничий запнулся, слова с трудом вырывались у него из горла.

— Продолжайте, — попросил Дампьер.

— Ах, господин судебный следователь, какое зрелище! Даже если бы мне пришлось прожить сотню лет, я сохранил бы воспоминание о нем. Ужас!..

Он опять прервался. Члены судебного ведомства уважили его молчание. Наконец лесник немного успокоился и продолжил:

— Господин Гонсолен лежал посреди залы в луже крови. Руки у него были сложены крестом. Одна нога подогнута, другая зацепилась за стул, который он, без сомнения, увлек в своем падении. Лицо его было обращено к двери, в которую я вошел, поэтому я тотчас увидел, что его обезображивает ужасная рана. Пуля вонзилась ему

в голову, несколько выше левого глаза, но больше всего меня поразило свирепое выражение его лица. Полузакрытые глаза, тусклые и страшные, как будто смотрели на меня. Красная пена выходила изо рта, искривленного усмешкой. Это было отвратительно… Я не трус, господин судебный следователь. Я сражался в Севастополе, в Италии, в Мексике, служил в роте вольных стрелков во время войны с Пруссией, но при виде этого трупа, распростертого в зале, меня охватило отвращение. Я колебался. Это продолжалось недолго, успокойтесь. Но это еще не все. В углу на полу лежала госпожа Гонсолен, она казалась тоже мертвой, как и ее муж. Я сначала подумал, что совершено двойное преступление. К счастью, она была в обмороке, вероятно, от испуга. Похоже, что господин Гонсолен был убит на глазах у моей бедной госпожи. С помощью старой Жервезы, горничной, я хотел оказать первую помощь моему хозяину, но я сразу же понял, что все усилия вернуть его к жизни будут бесполезны. Он был мертв. Мы перенесли госпожу Гонсолен на постель, потом пришел доктор, месье Маньяба, а я немедленно отправился в Сен-Клод, чтобы сообщить о несчастье.

— Узнали вы человека, который сбил вас с ног в сосновой аллее?

Гиде немного поколебался, потом сказал:

— Нет, это случилось неожиданно, а ночь была слишком темная. Я могу сказать только, что он высокого роста, и, судя по тому, как он повалил меня в снег, я думаю, что он весьма силен…

— Вы не подозреваете никого?

— Нет, по крайней мере теперь.

— Почему же именно теперь?

Лесничий вертел свою шапку со смущенным видом.

— Послушайте, — сказал он, — я не обвиняю никого, повторяю… Но только один человек в Бушу способен сбить меня с ног.

— Кто же это?

— Лесоруб Томас Луар, контрабандист и браконьер. Он был здесь мастером на лесопилке, потом господин Гонсолен прогнал его.

Судебный следователь поспешно записал все, что говорил лесничий, — первые часы, последовавшие за убийством, всегда имеют чрезвычайную важность. От своевременности дознания, от скорости, с которой открывают незначительные на первый взгляд детали, может зависеть успех всего расследования.

— Пришлите горничную, — обратился Фульгуз к Гиде.

Лесничий вышел. Через несколько минут он вернулся с Жервезой. Она казалась испуганной и шла сгорбившись, не смея взглянуть в глаза мужчинам.

— Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю, я ничего не видела, зачем вы меня позвали?

— Расскажите нам, как вы узнали о преступлении, — ласково попросил ее Дампьер.

— Я услышала выстрел. Я сплю на втором этаже, в комнате над залой. Выстрел разбудил меня. Я побежала. Гиде вам рассказал, что он видел, я ничего больше не знаю. Одно только: когда я вошла, окно было открыто настежь, несмотря на холод и снег, я помню это. Да! Я не ошибаюсь… Когда я высунулась из окна позвать на помощь, то увидела убегавшую тень и услышала шум ломающихся ветвей возле у шпалерника [4] .

4

Шпалерник — ряды подстриженных деревьев или кустов по обеим сторонам дороги.

— Видимо, этот человек не хотел бежать по

аллее и бросился через сад, — перебил ее Гиде.

— Не знаю, — сказала Жервеза.

— Господин судебный следователь, — обратился к нему лесничий, — позвольте мне задать Жервезе вопрос?

— Говорите.

— С какой стороны выбежал этот человек? Из сосновой аллеи, конечно?

— Нет, — ответила горничная, указывая в противоположную сторону. — От оранжереи.

— Вы уверены в этом?

— Да, я видела и слышала.

Дампьер обратился к лесничему:

— Странно! В то время как вас сбили с ног в сосновой аллее, эта женщина видела, что кто-то бежал в другом конце сада.

— Да, странно, — недоумевая, повторил Гиде.

Жервеза подошла и, подняв руку, сказала:

— Я клянусь в этом, я хорошо видела!

В эту минуту Гиде, услышав шум шагов на аллее, подошел к окну и тотчас вернулся.

— Это мой товарищ, Рамаже, другой лесничий, — сказал он, — он подает мне знак. Наверно, он хочет что-то вам рассказать. Может быть, стоит выслушать его.

— Позовите Рамаже.

Лесничий вернулся к окну и закричал:

— Иди сюда! Ты нам нужен!

Через минуту пол в передней заскрипел от тяжелых шагов, и вошел Рамаже.

— Извините, — сказал он, снимая шапку и ставя двуствольное ружье в угол залы. — Я кое-что узнал от деревенских лесорубов и могу рассказать вам. Вы сами рассудите, пригодится это вам или нет.

— Мы слушаем вас.

— Нынешней ночью я шел по лесу Гот-Бют и вдруг услышал, как кто-то бежит среди кустов. Сначала я подумал, что испугал косулю. Но вдруг в двадцати шагах от меня человек бросился на тропинку, а потом опять в чащу. Больше я не видел его.

— В какую сторону он бежал?

— К Мусьеру.

— Вы его узнали?

— Нет. Но ростом он был с Томаса Луара, лесоруба.

— Где живет Томас Луар?

— Именно в Гот-Бюте.

Дампьер задумался, а потом тихо посоветовался с Фульгузом.

— Который был час? — спросил прокурор.

— Около одиннадцати.

Дампьер обратился к Гиде:

— Этот час совпадает с тем временем, когда вы сами, как вам показалось, узнали лесоруба?

— Точь-в-точь, господин судебный следователь.

— Да, в этот час было совершено преступление, — добавила Жервеза.

Следователь и прокурор расспросили Гиде о Томасе Луаре. Читатели помнят, с какой неприязнью лесничий относился к молодому человеку. Он рассказал все, что знал о лесорубе. Ходили слухи, что Гонсолен выгнал Луара, выдумывали истории о причинах этого события. Может быть, это убийство было мщением. В деревне не говорили ничего конкретного, одни пересуды, вот и все. До сих пор показания, впрочем, без доказательств и важных улик, сводились к косвенному обвинению Томаса Луара. Судебный следователь, несомненно, должен был воспользоваться этими показаниями.

Точно ли видели Томаса? Лесоруб ли бродил в окрестностях в час преступления? Не оставил ли он в саду, под окнами дома или в лесу какие-либо свидетельства своего пребывания? Из показаний Жервезы и Гиде получалось, что в саду находились два человека? Возможно, это были сообщники, замыслившие воровство?

Глас народа — глас Божий, говорит пословица. Ничего не может быть лживее этого утверждения. Часто случается, что общественная молва ошибается, особенно когда дело касается одной из тех таинственных драм, причины которой долго остаются невыясненными. Можно привести множество примеров, когда суд был введен в прискорбное заблуждение именно из-за утверждений толпы. Судебный следователь и прокурор знали это и остерегались необдуманных решений. Им не хотелось брать на себя ответственность и арестовывать человека, основываясь на подобных показаниях.