Выстрел. Дело, о котором просили не печатать
Шрифт:
— Какой же вы ребенок!
Мадлен была сильно взволнована. Томас опустился на колени, она вырвала у него ружье и прошептала:
— Неужели вы в самом деле убили бы себя?
— Я вас люблю, — сказал Томас.
— Я запрещаю вам думать обо мне.
— Возможно ли это?
— Если я запрещаю!
— Позвольте мне взять ружье.
— Зачем?
— Потому что мне легче умереть, чем прогнать вас из моих мыслей.
— Какое безумие!
Прошло несколько дней. Мадлен и Томас часто виделись. Когда Гонсолен отлучался, они вместе проводили свободное время. Женщина то
Не возбудив подозрений у Гонсолена, привыкшего к фантазиям жены, Мадлен стала одеваться как крестьянка. Теперь она носила темную пуховую шляпку с черными лентами, обшитыми кружевами с двух сторон. Бледная, с большими карими глазами, Мадлен была восхитительна в этом головном уборе. Он высоко поднимался надо лбом, а сзади вплотную доходил до длинной белой шеи, на которой красовалась черная бархатка с золотым крестиком и сердечком. Передник был украшен золотыми цепочками, которые с каждого бока придерживали булавки с большими головками. Шерстяное платье было коротким и с высокой талией, рукава доходили только до локтей, а швы были прикрыты широкими шелковыми лентами. Цветная косыночка прикрывала лиф. Это был костюм юрских крестьянок. Горцы, приходившие к Гонсолену по делам, несмотря на свое невежество, были поражены изящным видом молодой женщины. А крестьянки восхищались, завидуя количеству складок на подоле платья, демонстрирующих богатство Гонсолена.
Мадлен одевалась таким образом в те дни, когда муж уезжал в Сен-Клод и оставлял ее одну с Томасом Луаром. Складывалось ощущение, что ее забавляло безумие бедного молодого человека. Возможно, ей было приятно привлекать и ослеплять Томаса всеми фантазиями своего ума, всем блеском своей красоты. Ей нравилось дразнить и смущать лесоруба. В минуты скуки она выучила наречие сен-клодских горцев и пела старинные крестьянские песни.
Однажды утром, на восходе солнца, она отправилась с лесорубом в лес. Они шли по тропинкам, влажным от росы, и Мадлен радостно напевала песенку о наивной и нежной любви. Молодые люди остановились на опушке соснового леса. Перед ними расстилался грандиозный пейзаж, впереди высился амфитеатр гор, громадные уступы которых громоздились на горизонте, кое-где покрытые буками и соснами. Все это походило на волшебное представление.
Они сели рядом, и Томас Луар как во сне слушал куплеты, которые напевала Мадлен. Он взял обе ее руки в свои и горячо поцеловал.
— Вы сведете меня с ума!
— Надеюсь, — сказала она с улыбкой, затем, однако, отняла свои руки, и, когда он попытался удержать их, лицо ее омрачилось.
— Нет, — произнесла она, качая головой. — Вы меня пугаете, когда даете себе волю таким образом.
— Но я вас люблю!
— Разве я запрещала вам любить меня?
— Этого недостаточно.
— Чего же вы еще
— Знать, взволновано ли ваше сердце…
Мадлен встала.
— Вы обещали никогда не задавать мне этого вопроса, — сказала она резко. — Разве вы не счастливы? Разве я не добра? Разве я огорчала вас когда-нибудь?
Он покачал головой, не находя в себе сил ответить, боясь испугать ее.
— Вы любите меня, вы считаете меня неотразимой, вы говорите мне это, и я вам верю, — продолжала Мадлен. — Я не рассердилась на вашу любовь. Я приняла ее и поощряла. Вы со мной, это большая милость с моей стороны, и мне не следовало оказывать вам ее. Вы можете меня видеть ежечасно, присутствие моего мужа не удерживает вас. Чего еще вы хотите?
— Ничего, — произнес он изменившимся голосом.
— Я ваш друг. Разве вы надеялись, что я полюблю вас? Я сожалею об этом. Вашей любовницей я не буду.
— Мадлен!
— Вы вынуждаете меня говорить вам жестокие вещи.
— Это правда, — сказал он очень тихо, — я вынуждаю вас. Мне было бы так легко жить с надеждой. О! Я никогда не возвышусь до вас, но можете ли вы снизойти до меня?
Мадлен молчала. Она рассеянно смотрела на сен-клодскую долину, в эту минуту ярко освещенную солнцем, потом, пожав плечами, сказала:
— Вы испортили нашу прогулку, вернемся.
Они вошли в лес и тут заметили лесничего Гиде, скрывшегося за поворотом дороги. Мадлен побледнела. Видел ли их Гиде? Томас встревожился. Он знал, что Гиде — его личный враг. Это был старый слуга Гонсолена. Гиде с гневом воспринял поступление лесоруба на завод — он не хотел иметь в друзьях браконьера, эта мысль возмущала его. Он не скрыл от хозяина своей досады и удивления. Гонсолен ответил ему тогда: «Что же делать, Гиде, об этом попросила меня жена».
Лесничий был злопамятен и скрытен, как большинство крестьян. Внешне он был вежлив с Томасом, но не терял его из виду. Стал ли он свидетелем тайного свидания молодых людей?
V
Каждое лето генерал Горме проводил несколько дней у Гонсоленов. Франсуа учился медицине в Париже и редко бывал в Сен-Клоде. Генерал, человек практичный, принудил сына не бездельничать в свободное время, а путешествовать по Европе, чтобы у других народов набраться ума и знаний, необходимых в столь хитроумной науке, как медицина. Блистательно выдержав докторский экзамен, Франсуа вернулся в Сен-Клод, открыл свою практику и познакомился с Мадлен. Он много слышал о ней от отца и его друзей, знал о ее блистательной красоте и странном браке, на который она согласилась.
В первые дни после возвращения в Сен-Клод у Франсуа было много свободного времени, и он пользовался любой возможностью, чтобы развлечься. Он намеревался возобновить знакомство с Гонсоленом, прерванное его пребыванием в Париже, но никак не предполагал, что уже вскоре его станет привлекать в Бушу не желание провести вечер в мужской компании, а глубокое чувство, внушенное Мадлен.
Франсуа еще не любил никого. Любовные интрижки его студенческой жизни не затронули душу. Теперь же, в свои тридцать лет, он полюбил всем сердцем, как человек, не знавший страсти.