Выстрелы с той стороны
Шрифт:
Вы думаете, что она разрешит проблему. Как оружие и как вектор развития. Вы хотите, чтобы власти Аахена пришел конец — но ваша власть устояла бы. Перебить большую часть волков, сохранить большую часть овец, запустить маховик экспансии, разложить хрупкие предметы по разным корзинам — и проводить собственную политику, отбирая в волки самых лучших, самых достойных — таких как Санин… или я… Или…
…Картинка на одном из мониторов показывала экипаж. Рогозин и Стасов. Пилоты высочайшего уровня. Ветераны еще той, первой послеимперской войны. Птенцы Волкова. Обоим за сто — старшие считают свой возраст от "кровавого причастия". Способны на шестимесячную "голодовку", отлично переносят
…А были еще Матвеева и Зурабянц. Теперь их нет. Этой ночью перестали быть. Ангцы, добровольные жертвы. Добровольное соглашение дает ЛИФ самую долгую отсрочку между потреблениями.
Снимки Матвеевой и Зурабянца появятся в заголовках новостей рядом с фотографиями пилотов. Их прощальные видеопослания покажут сейчас, в прямом репортаже с Байконура — и, может быть, через полгода, когда Рогозин и Стасов вернутся. Тела агнцев запечатают в вакуумные контейнеры и отошлют родным. В их школах и институтах повесят мемориальные доски…
Все, конец тестирования. Оба пилота вскинули руки в прощальном жесте. Когда-то вы сочли их достойными, Аркадий Петрович. Я, правда, по собственным критериям в "достойные" не прохожу, но по вашим — вполне. Может быть, ваша система и будет работать достаточно долго — по меркам человеческой жизни. Но как только первый рывок экспансии сойдет на нет, она выродится в новый Аахен. Это лучше, чем ничего, и бесконечно лучше чем коллапс, но это все же паллиатив.
…Санин поднялся из кресла и жестом пригласил Аркадия Петровича занять его место. Необременительная, но почетная часть работы: поворот стартового ключа.
Аркадий Петрович протянул руку и принял его — ключ был большим и тяжелым даже на вид, как и положено ключу от сокровищницы. И наверняка холодным. И на ключ он не очень походил, а походил на штопор…
Волков опять поймал краем сознания волну от референта — четкий чистый сигнал, хоть включай в коммуникационную систему. Улыбнулся про себя. Его коллеги по-прежнему считали, что все замки открываются одним и тем же ломом. Что ж, он сделал, что мог. Не хотят слушать — их воля. Но черта им, а не мировой порядок. И черта им, а не конец света. И черту — тоже. Еще три года — и мы сможем выиграть войну. Еще восемь — и мы уйдем за точку невозвращения. Уж столько я продержусь.
В Аахене не забеспокоились, когда Волков перекупил у американцев телескоп Хаббла. Это выглядело милым чудачеством русского, выросшего в эпоху, когда плавание к Антарктиде было мероприятием не менее фантастическим, чем сегодня полет к Марсу. У всех, в конце концов, были свои игрушки: половина американского совета любила гонять скоростные машины по дну соленого озера, покойный фон Литтенхайм развлекался мотокроссом, бразильский советник время от времени лично возглавлял антипиратские экспедиции (по некоторым данным, пиратские — тоже). Ну, а у русского страсть к космическим ракетам. Конечно, опасаться Совет опасался — не зря же "Сеттльмент" отдали русским, а не американцам, которые действительно могли с этим проектом стать пятисотфунтовой гориллой, ночующей, где хочет. С географическим положением Штатов давать им возможность выстроить еще и космическую оборону? Совет испугался и передал дело Рождественскому: пусть русские возятся. Кто-то же должен запускать спутники связи и слежения и чистить орбиту от всякого мусора. Давно было известно даже ребенку, что свой ресурс развития ракетные двигатели давно исчерпали, а альтернатива им — пока что предмет фантастики.
Вот только Аркадий Петрович не любил считаться с общеизвестными истинами. Он нашел в послевоенном Новосибирске загибавшегося от голода Санина. Инициировал его и дал лабораторию — еще тогда, когда они с Коваленко, Рыбаком и почившим в диаволе Рождественским собирали Россию по кусочкам, когда Аахенского союза еще не было, а Договор Сантаны только пробивал себе дорогу.
Любую задачу можно решить. Любую. Нужно только время, ресурсы и головы. Причем, не обязательно гениальные. Гении срезают углы. Но просто упорный и талантливый человек дойдет в ту же точку — рано или поздно. Волков ждал три поколения — и дождался.
Синтетический голос закончил отсчет и сказал "пуск". Волков повернул ключ.
Сейчас они видели то, что напрочь не попадает на видео — гало вокруг дюз. Еще немного, и оно станет ярче самого огня.
Точка в небе. Конец Аахену, или конец нам. Совет может (вернее, думает, что может) удержать в руках планету, но даже они понимают, что их не хватит на большее. И если сведения о новом двигателе просочатся за пределы узкого круга знающих, до того, как мы выйдем наверх и возьмем под контроль гравитационный колодец — нас просто похоронят.
Интерлюдия. Из письма Михаилу Винницкому (дешифровка)
Интересные люди, вернее старшие, сидят в Аахене, доложу я вам. Девять лет назад довели до ума "Энергию-ВМО". Пять лет назад под эгидой СБ в Пахре восстановили циклотрон. Двадцать месяцев назад Санин сделал новый экспериментальный двигатель — а в январе Волков свалил окончательно обезумевшего Рождественского. И три месяца спустя в Дубне запустили установку ЭПОХА. Тихо-тихо под всякими сторонними лозунгами деньги идут в такие направления, где эксперименты лучше ставить где-нибудь между Марсом и Юпитером. Благо там уже взорвалось все, что могло.
Но нас должен сейчас беспокоить не сам пулемет, который собрал из подручного материала Аркадий Петрович, а то, как убедить аахенских господ, что это невинная детская коляска. Или что у них есть куда более важные и срочные проблемы.
Нам нужна — и очень нужна — классическая "красная селедка". Собачка в углу картины. Что угодно — лишь бы они не смотрели на руки.
Да, я бы согласился с тобой в том, что года три-четыре у нас есть — если бы не господин Уэмура. Этот начнет копать всенепременно. Готов поспорить, что уже начал, сразу после гибели фон Литтенхайма.
Нам повезло, что его на время унесло в сторону — кстати, он, в отличие от наших аналитиков, твердо убежден, что Талена прирезала группа "Тенчу". И я, пожалуй, склонюсь к его мнению: все-таки тысячелетний опыт обращения с холодным оружием значит очень много.
Кстати, он что-то несоразмерно живо заинтересовался этим вопросом, возможно, нам стоит этим заняться — такие спонтанные реакции часто показывают, где человек — или старший — уязвим. А господин Уэмура Рэджи известен своей склонностью к мистике. Для него прошлое не прошло. Но это — в копилку. А пока что следующую неделю тебе стоило бы провести в Неаполе. Тамошним инвестиционным отделением Банко Унито заведует некий сеньор Висмара, в девичестве Молла. Если кто недавно и видел наших головорубов живыми — так это он. Впрочем, он и сам по себе интересен.