Выйти замуж за дурака
Шрифт:
– Вот что, Василнса Никитична. Дело у меня к тебе есть.
– Я слушаю.
– Да ты не пугайся так! – усмехнулась воительница. Ишь глаза какие круглые сделались…
– Говори, не томи душу!
Марья Моревна прошлась по светлице. При этом ее латное облачение, в котором она, по-видимому, тренировала незадачливых лучников и мечников, погромыхивало, как дальняя гроза.
– В общем, есть такое мнение, Василисушка, – после тяжелого молчания заговорила Марья Моревна, – что тебе не следует находиться в наших партизанских рядах.
– Это почему? – удивилась я.
– Жизнь у нас суровая, походная,
– Марья Моревна, ты сама это придумала или кто подсказал?
– Вообще-то подсказал. Но я с этим решением согласна. Ни к чему тебе наши заботы. Человек ты слабый…
– Вот как? – возмутилась я. И кто так считает?
– Руфина.
– Не ей судить, слабая я или сильная! – Я закипела, как перегретый самовар. Сама меня сюда вытащила, слиняла к Ко Сею, государство бросила!..
– То – наши заботы. Велела мне Руфина передать такое тебе предложение: если хочешь, отправим мы тебя к Ко Сею; будешь там вместе с Руфиной по хозяйству кидайцу помогать, пока все не закончится.
– Что именно все?
– Ну… – неопределенно протянула Марья Моревна. Нестроения в государстве.
– Нет. Я разозлилась. Я не собираюсь отсиживаться в безопасном месте. У меня муж заколдован. Его спасать надо.
– Муж… У тебя их еще десятки будут!
– Меня этот устраивает.
– А если… если ты совсем домой вернешься? Как хотела? Туда?
Я закрыла глаза. Происходило что-то странное. Такого разговора я не ожидала. Мне казалось, что я прожила в этой сказке всю жизнь, и вдруг – снова в Москву?
«Но ведь ты этого желала!» – раздался в сознании ехидный голосочек Руфины.
«А теперь передумала».
«Что ты будешь делать в этой сказке?» – Голосок Руфины звенел как ксилофон.
«Придумаю», – улыбнулась я.
«Ну смотри. Это был твой последний шанс вернуться к нормальной жизни! Дальше не жалуйся!»
«Не буду».
– Василиса! – настойчиво тянула меня за рукав Марья Моревна, – Очнись!
– Нормально. Я открыла глаза. Знаешь что, воительница? А пойду-ка я обратно в Кутеж-град.
– Зачем?!
– В политической ситуации разобраться хочу, – съязвила я. И мужа заодно выручить.
– Да Аленка тебя слушать не станет, тут же и повесит на первой яблоне в царском саду. Благо они там высокие… То-то радости ей будет: сначала ты от нее бежала куда глаза глядят, а теперь сама вернулась, как карась – щуке в пасть.
– Не повесит. Потому что я принесу ей вот это.
– Книгу?! – Марья Моревна указала на лежащий на столе Альманах.
– Да.
– На что Аленке теперь книги?! По донесениям наших подпольщиков, ей сейчас вовсе не до книг!
– Она хотела получить Альманах. И получит.
– Ох, упрямая ты, Василиса!
– Нет. Просто я хочу доказать, что тоже на что-то способна в этой сказке.
– И как ты докажешь? Я усмехнулась:
– Проведу с Аленкой политическую беседу на тему незаконного захвата, власти. Если после этого она не сбежит в монастырь, считайте меня полной бездарностью.
– Тебе это не под силу.
– Проверим.
– У нас другие планы.
– Я не собираюсь в них вмешиваться. Я просто хочу испытать себя.
– Ты рехнулась?! –
– Я так не думаю.
– Правильно. Марья Моревна раздраженно принялась полировать рукоять своего меча. Так что ты решила?
– Иду в Кутеж.
– Ты ведь даже дорогу не помнишь!
– Марья Моревна, – задушевно сказала я. Неужели ты доброго дела не сделаешь? Ради торжества справедливости.
– Ладно, – вздохнула воительница. Завтра тайными дорогами отведем тебя в Кутеж. И бог тебе в помощь!
– Спасибо. Тебе того же, – С этими словами я взяла злополучный Альманах и пошла к выходу.
– Постой, Василисушка, – услыхала я вдогонку. Мой совет прими: требуй у нее за Альманах своего супруга.
Я остановилась в дверях. Они что, сговорились с этой рыжей кошкообразной бестией?!
– Я подумаю.
Узурпаторше Аленке которую ночь подряд снились исключительно плохие сны. То виделся ей голый костлявый мальчик, купающий в речке Калинке ярко-красного коня, и Аленка просыпалась, чуть не клацая зубами от ярости. Ведь всем известно, что видеть во сне мальчика, да еще голого – к пустой и долгой маете, текущую воду – к болезни мочеполовой системы, а насчет красного коня ни один сонник не давал связных толкований. То всю ночь снилась заплаканная женщина с длинными распущенными волосами. Она, прижимая к груди руку и возведя очи к небесам, каялась в своих прегрешениях, и от этого узурпаторше становилось тошно – самой-то про свои грехи и вспоминать не хотелось. Но самым ужасным был сон, в котором Аленка видела себя бледной до синевы старухой, закованной в цепи. И сидела она б боярском облачении на санях-розвальнях, и грозилась окружающим поднятой вверх рукой, а ей вслед улюлюкали какие-то бесстыжие мальчишки. Опять мальчишки! Да что за напасть такая!..
Аленка проснулась, чувствуя, как по спине вдоль позвоночника струйкой стекает холодный пот. Страх вертелся, носился и метался в узурпаторше, как бешеный пес, посаженный на цепь.
– Спокойно, – сама себе сказала лжецарица и не узнала собственного голоса, до того он был противный и не схожий с человеческим. Словно заговорил ржавый рукомойник. В Кутеже все спокойно.
Аленка чуть-чуть посидела под одеялом, приходя в себя, потом зажгла дорогую заморскую ароматную свечу, всегда бывшую возле кровати на столике, и, взяв с собой золотой подсвечник, встала и принялась обходить комнату, словно пыталась отыскать в ней следы своих ночных кошмаров.
– Ай, кто это?! – взвизгнула она, уловив краем глаза какое-то движение у дальней стены. А ну выходи, не то хуже будет!
Однако никто не выходил, и Аленка, набравшись смелости, сама пошла туда, где, возможно, прятался какой-нибудь очередной злоумышленник. Но, подойдя к стене, Аленка обнаружила только большое зеркало и в нем свое – перекошенное страхом и злобой – лицо.
«Как же я еще до этого зеркала не добралась – не раскокала», – подумала Аленка и уже хотела было исправить свою ошибку, как по зеркалу, словно по воде, пошла мелкая рябь и отражение в нем сменилось. И теперь на узурпаторшу строго и укоризненно взирала апельсиновая кошка Руфина, сверкая глазами так, что никакой Янтарной комнате за их блеском не угнаться.