Выйти замуж за дурака
Шрифт:
Аленка злорадно расхохоталась:
– Это тебе для промывания третьего глаза, чтоб коростой не зарос!
Махатма жалобно икнул и сел возле двери прямо в натекшую с него лужу.
Аленка подошла к нему, выдернула из безвольной руки скипетр и, приподняв голову Брахмы за подбородок, осведомилась:
– Ну что, уйдешь от меня али моей воле покоришься?
– Шудра… – выдавил из себя Кумарис. Дай кальян. И ванну для омовения. И переодеться в чистое.
– Все будет тебе, махатмушка! – заверила его Аленка. Ты, главное, от законной жены не убегай.
Но, по-видимому, на сей день премудрый махатма
– Какая ты мне законная жена, кобыла закумаренная? У меня таких жен – по сту штук в каждой провинции, начиная от Пенджоба и кончая Барамбеем!
– Ах ты, кобель полигамный! – взъярилась от таких откровений Аленка. Ах ты, жабра щучья! Да я тебя за энто всевеликое распутство привяжу к хвостам двух самых быстрых скакунов и пущу в чисто поле! Пусть потом, тебя твои жены по частям собирают!.. Ах, поганец! А я, дура, твоим словам паскудным верила, что я у тебя единственная и истинная просветленная! А знаешь ли ты, блоха вашнапупская, что я от тебя понесла?!– С этими словами Аленка одной рукой вздернула махатму за шиворот, а другой принялась его награждать полновесными оплеухами: – Ребятенка мне сделал, страну развалил, а сам в бега?!
– Дети – это побочные продукты организма, – выдал заученную фразу Кумарис. Они не должны мешать просветленным идти по указанному в сутрах пути.
– Ты мне словесами мудреными не отбрехивайся! – Еще одна оплеуха заставила вашнапупца дергаться, как от электрического разряда. Ты мою власть над собой признай, меня супругой поименуй, а ребеночек будет законным наследником…
– Отпусти ты меня в Гимнолаи! – взмолился тут махатма. Опостылел мне этот Кутеж, противно моей карме Тридевятое царство.
– Бона ты какими мантрами заговорил, губошлеп чернявый! – зашипела Аленка. Гимнолаев захотел! Шиш тебе с постным маслом, а не Гимнолаи! Будешь ты со мною пребывать здесь до победного конца!.. Или до постыдного поражения! Вместе кумарили – вместе и в самсару пойдем!
– Шудра! – опять заругался махатма, но Аленка на эти ругательства внимания не обращала.
Она кликнула своих служанок (тех самых, которые потом вылетели из дворца в чем мать родила), препоручила их заботам просветленного Кумариса, проследила за тем, чтобы его выкупали, постригли ногти, одели в белую просторную рубаху с длинными, до пят, рукавами, после чего собственноручно заперла взбунтовавшегося кармического супруга в главной царской кладовой и ключ повесила себе на шею,
И вот тут-то с чернокнижницей Аленкой и произошел тот взрыв неконтролируемой ярости, который сенные девицы охарактеризовали испуганным :словом:, «Перекосило!».
Когда звон, стук и гром в царских палатах прекратились, народ на площади насторожился.
– Видать, умаялась, многогрешная, – выдвинула версию одна из баб.
– Какой там умаялась! Просто, поди, в царских палатах все, что можно разбить да разорвать, закончилось.
– Тады, православные, она чичас обернется огнедышащей змеею рекомою аспидистрой, и вылетит из дворца попалять да пожигать все на пути попадающееся.
– Брехня энто! Сама знаю, сама видала: превращается царица в упыриху
– Да ну-у! Слушайте больше энту балаболку; она сто коробов наговорит, и все неправда! Как может Аленка быть упырихой, когда она всамделе русалка, а мужик ейный и не мужик вовсе, а вроде рыбы, и кличут его Ахтиандром! Муж мой позавчера своими глазами видал, как в Бухаловом пруду они плескалися и ныряли, да гоготали голосами нечеловечьими!
– Ничего такого нет и быть не может! – клялись-божились уже оклемавшиеся от своих страхов царицыны служанки. То, что царица – колдунья-чернокнижница, так это всякому известно. А какой силой махатма обладает, нам неведомо. Токмо и видали мы, что иногда спит он на доске, гвоздями утыканной, огонь изо рта выпущает да по потолку ногами ходит, ни за что не держась… Так ведь такие штуки и наш юродивый Игнаша Бессребреник делать может на Масленой седмице… И у него еще лучше получается.
– Нишкните, православные! Гляньте-ка: смугломордые на нас цельным войском движутся.
– С иголками своими серебряными проклятущими!
– Ах, кабы были с нами богатыри-заступнички, уж мы бы эту рать на раз одолели!
– Бегите от нехристей, православные! – истошно возопила какая-то баба, и вся толпа пришла в движение. Нешто вы не видите: не люди они и морды у них не человечьи!
Толпа вгляделась и ахнула от ужаса. И в самом деле, теперь ненавистные кутежанам интервенты походили, скорее, на каких-то гигантских уродливых насекомых. На месте лиц у них болтались многочисленные хоботки и присоски цвета засохшей крови, а глаза превратились в блестящие бездумные шары, в которых, дробясь и ломаясь, отражалось небо Тридевятого царства.
– Бежим! – И толпа зевак кинулась врассыпную, ощущая затылками дыхание непонятной, неотступной и уродливой смерти.
Спастись от уродов удалось не всем. Те, кого они настигали, падали под градом уколов, а потом в одно мгновение превращались в высохшие обескровленные мумии.
– Пришла новая напасть! – шептались попрятавшиеся по домам и овинам кутежане. Но прежнего страха в них, запуганных, забитых, лишенных всего царицей-злодейкой, уже не было. Потому что, вернувшись домой, многие мужики обнаружили в карманах кафтанов или штанов плотные душистые прямоугольнички – знаменитые кутежанские печатные пряники.
И на всех этих загадочно появившихся пряниках отпечатана была одна и та же надпись: «Ждут тебя в лесу Чертоногом на Растопыринской поляне». И ниже: «Кутежанские мстители».
– Василиса! Ты ли это?! Вот где привела судьба встретиться!
На меня несся, растопырив руки для приветственного объятия, мужчина, чем-то отдаленно напоминающий Ивана-царевича, старшего кошки Руфины сына… Господи! Да ведь это и впрямь Иван-царевич!
– Да уж, встреча так встреча, – согласилась я, чудом не задохнувшись в объятиях родственничка.