Выжига, или Золотое руно судьбы
Шрифт:
Но имелась тут одна закавыка – стоя возле дома, нельзя было видеть, что происходит на крыше. Однако это препятствие для кого угодно, только не для комвзвода войсковой разведки, где приметливость – главная добродетель, а храбрость и ловкость – только на втором месте. Мазур понимал, что к вечеру тени удлинились, так что тень часового, искривляясь, преодолевает сейчас границы крыши и падает на землю. Таким образом, не видя самого часового, можно будет увидеть его тень и понять, куда он смотрит. Оставалась самая малость – улучить момент и перемахнуть через забор, а там уже перед лейтенантом открывались все четыре стороны
Все это мгновенно пронеслось в сознании лейтенанта, и все же он почему-то замешкался, не ударил Елагина ребром ладони по шее.
Почему не ударил? Может быть, из жалости? Вряд ли, он ведь не убивать капитана собрался. А не ударил, скорее всего, потому, что за короткий миг успел понять кое-какие важные вещи. До сих пор Мазур был всего только подозреваемым, и чисто гипотетически его все-таки могли оправдать. А вот если бы он напал на чекиста и бежал прочь, он, во-первых, признал бы тем самым, что является предателем, изменником и дезертиром, во-вторых, поднял бы на поиски себя самого весь НКВД, и в-третьих, превратил бы Мишку Елагина во врага на всю оставшуюся и, вероятно, недолгую жизнь. После такого не было бы на земле уголка, где он мог бы спрятаться. Гнали бы его, как бешеного пса, и загнали бы в конце концов, и принял бы он позорную смерть, унизительную для офицера и человека.
Поэтому, прежде чем пойти на последний шаг и ударить капитана, он решил попробовать еще один метод – не такой опасный, не такой решительный. А вдруг выгорит? Заодно и проверим, стоит ли старая дружба чего-нибудь или все разговоры об этом – пустое сотрясение воздуха.
– Что? – спросил капитан нервно. – Что ты глядишь на меня, как солдат на вошь? Я, что ли, тебя заставлял все эти глупости говорить? Да еще и не смотреть при этом, кто вокруг…
– Да нет, – беспечно махнул рукой лейтенант, – ты ни при чем, конечно. Сам наболтал, сам и отвечать буду. Если надо, то и под расстрел пойду – лишь бы позор со своего честного имени смыть.
При последних словах Елагин подозрительно посмотрел на Андрея – уж больно патетическая вышла речь, совсем на Мазура не похоже. Темнит, хитрит разведка, неизвестную пока еще науке поганку заворачивает. И точно, прав оказался капитан, пришло время и поганке на свет божий показаться.
– Просьба у меня к тебе будет, капитан, – медленно произнес лейтенант, как бы раздумывая, стоит или не стоит просьбу эту произносить вслух.
– Ну, говори, говори, что за просьба, – не выдержал Елагин. Все-таки, какой бы он ни был чекист, разговор этот давался ему большой кровью: как ни поверни, а сволочь он выходил, сволочь и иуда – отправлял сейчас друга детства, считай, прямо на смерть, на эшафот. – Какая такая просьба, прах тебя разбери?
– Просьба небольшая, но для меня очень важная, – продолжал Мазур все так же неторопливо, словно пробовал слова на вкус. – Последняя просьба.
От таких слов капитана покорежило: он сам умело манипулировал людьми и терпеть не мог, когда манипулируют им, – разве что речь шла о непосредственном начальстве. А тут, он видел, явно хотят им манипулировать. И кто – простак лейтенант, по собственной глупости сам себя подцепивший на крючок. Ладно, пусть говорит, посмотрим, что у него за просьба.
– Дай мне время до завтрашнего утра, – медленно проговорил Мазур. – Хочу со взводом своим, с ребятами
– Чего там прощаться… – буркнул капитан. – Командиру твоему уведомление отправим, вот и все прощание.
– В том-то и дело, – горестно сказал лейтенант. – В том-то и дело, что уведомление. Хочешь не хочешь, все узнают. Ты же в курсе, что я сирота…
Капитан отвернулся к окну, высматривал там чего-то сквозь прикрытые решетчатые ставни.
– Ну вот, – продолжал Андрей, – а здесь, на войне, в роте, я семью нашел. Родные они для меня стали, близкие все. И не хочу я, чтобы они про меня думали, как про изменника и предателя родины. Пусть лучше думают, что меня на другое место перебросили. С повышением.
Елагин едва-едва подавил приступ истерического смеха. Вы только гляньте на него, с повышением! Может, командующим фронтом его назначить? Мазур покачал головой: нет, командующим фронтом – это слишком будет. Лучше командиром роты. И ребятам будет приятно, и ему утешение. И вот он с ними как бы обмоет это свое повышение, а наутро исчезнет. Капитан Апраксин, разумеется, все будет знать, ну а остальным оно ни к чему – крепче спать будут.
– Ох и наглая же ты рожа, – покачал головой капитан. – И повысить его, и повышение обмыть, и черта в ступе ему дайте, и дьявола…
– О такой малости прошу, – перебил его лейтенант, глядел на Елагина с упреком. – Я, между прочим, тебе когда-то жизнь спас. А сам хочу всего несколько часов свободы.
Елагину было неприятно, что Мазур напомнил ему о той истории, когда были они еще детьми. С другой стороны, по большому счету старлей, конечно, был прав. Однако что скажет майор, если узнает? Сейчас майор Уваркин на передке с инспекцией, вернется в штаб только завтра утром. Если до появления начальства Мазур поспеет обернуться, то ничего, обойдется. Риск, конечно, есть, но, может, хоть так свой долг капитан ему отдаст. Это все мог сказать капитану Мазур, и то же самое мог сказать себе сам капитан. Вот только сказать – это одно, а сделать – совсем другое.
Елагин вряд ли догадывался, что прямо сейчас балансирует над пропастью. Откажи он лейтенанту – и получил бы кулаком в кадык с самыми неприятными последствиями. Но он не отказал: может, интуиция сработала, может, ангел-хранитель, а может, просто жалко стало бывшего дружка. Так, во всяком случае, показалось самому Мазуру.
С минуту капитан думал, прикидывал что-то, наконец принял решение.
– Ладно, – сказал, – даю тебе время до двадцати трех ноль-ноль сегодняшнего дня. Если до этого срока не вернешься, будешь считаться сбежавшим из-под стражи со всеми вытекающими последствиями. Ты понял меня, Андрей?
Специально по имени обратился, чтобы тот уяснил важность ситуации. Мазур весь просветлел и закивал радостно: понял-понял, как не понять.
– Ну, в таком разе побежал я, – сказал он, взглянув на часы, – а то времени совсем мало осталось.
– Куда это ты побежал? – удивился Елагин. – Да еще в полном одиночестве. Так дело не пойдет, подожди сопровождающего.
Мазур опешил: какого сопровождающего? Конвоира, что ли? Капитан пожал плечами: почему конвоира? Они же договорились, что в роте никто ничего не узнает. Но сопровождающего, конечно, Елагин ему даст. Потому что если не дать, так ведь Мазур в один миг лыжи навострит, ищи его потом, свищи по всему фронту.