Выживший. Чистилище
Шрифт:
– Так-то никто чужой сюда не заберется, - пояснил он, прежде чем открыть дверь.
– Но мишка вполне может заглянуть из любопытства, потому и замок вешаю. В окошко не пролезет, узкое оно для него, и в подпол, где схоронка, не залезет, ежели только доски когтями не повыдирает, а это не всякому косолапому под силу. В общем, набедокурит, а мне потом вычищай... Давай, заходи, я сейчас свет разожгу.
Первой все же забежала Айва, я вошел следом. Свет исходил от толстой свечи на столе, мощности которой как раз хватило на то, чтобы как следует разглядеть пристанище охотника. Действительно, скромно: стол, табурет, да накрытая какими-то шкурами лежанка в углу, на которую
– Сейчас температуру подымем, сможешь скинуть свой мундир. Есть хочешь?
– Мне бы чего горячего попить да поспать, - просипел я с полузакрытыми глазами, пуская изо рта клубы пара.
– Кстати, меня Ефимом зовут.
– Тогда наведу тебе, Ефим, один отварчик, из клюквы с медом и листьями ежевики. Пока можешь вздремнуть, чего себя мучить-то, я тебя разбужу, как отвар будет готов.
Я с радостью последовал совету охотника, прямо в одежде вытянувшись на топчане, и тут же провалился в забытье. Очнулся от того, что кто-то тормошил меня за плечо.
– Ефим, просыпайся, накось, отведай горячего. Только гляди, не обожгись.
Я осторожно принял из рук Кузьмича кружку, в которой дымилось пахучее варево. Пальцы обжигало, но я терпел. Осторожно отхлебнул. Ничего так, терпкий, сладковатый вкус. Медленно опорожнил кружку и вернул ее владельцу.
– А теперь можешь снять тулуп с валенками, заимка уже нагрелась, я тебя одеялком прикрою. Оно у меня с виду неказистое, но теплое. Давай помогу раздеться... Хорошие валенки, с кожаной пяткой... Вот, теперь можешь спать сколько душе угодно, со сном и хворь будет выходить. А мы с Айвой пока перекусим, и я займусь кое-какими делами.
'Надеюсь, не информированием лагерного руководства о моем местопребывании', - подумал я, снова проваливаясь в сон.
* * *
– Товарищ Сталин, разрешите доложить!
– Докладывайте, товарищ Власик.
– Нашли мы Ежова. Он, оказывается, в поисках Сорокина в Ухтпечлаг забрался...
– В Ухтпечлаг?- приподнял левую бровь Сталин.
– Так точно, нам удалось выяснить, что наш путешественник во времени скрывался под именем Клима Кузнецова. Устроился докером в одесский порт. Там познакомился с руководителем местной комсомольской организации, некоей Варварой Мокроусовой. Зашел с ней в кафе, там у него случилось недоразумение с компанией местной молодежи. Закончилось все дракой...
– А из-за чего драка?
– Якобы молодые люди нелестно отзывались о спутнице Сорокина.
– И чем закончилось это... рукоприкладство?
– Главный в этой компании, сын местного партработника, с переломом челюсти отправился в больницу, остальные тоже пострадали, включая женщину.
– Он что, даже на женщину руку поднял?
– Там, товарищ Сталин, такая женщина, - доверительно понизил голос Власик, - что, простите за выражение, клейма ставить негде. По словам ведшего дело следователя, хотела глаза выцарапать нашему клиенту, да тот ей отвесил оплеуху, она и затихла. Одним словом, Сорокина привлекли к уголовной ответственности за членовредительство и дали шесть лет с конфискацией.
– А может быть, поделом этим молодым негодяям досталось, как вы считаете, товарищ Власик? Они же первыми начали оскорблять девушку, по законам чести в прежние времена за такое вызывали на дуэль.
– Полностью с вами согласен, я бы тоже начистил физиономии этим бездельникам. По ним уже, кстати, работает Одесский областной отдел НКВД.
– Так что там дальше с нашим Сорокиным?
– А дальше его этапом отправили отбывать срок в Ухтпечлаг. Там он довольно неплохо устроился грузчиком при ремонтном заводе, не отправили его на разработку месторождений в тайгу и болота. Ну да оно и понятно - уголовникам по сравнению с троцкистами и врагами народа все-таки делаются некоторые послабления...
– А я считал, что в системе лагерей не может быть никаких послаблений, - медленно процедил Сталин, пыхнув трубкой.
– Если ты преступник, то и должен ответить по полной строгости закона, уголовник ты или политический. Я поговорю на этот счет с Берией.
Встреча с Лаврентием была намечена завтра на утреннем совещании в кремлевском кабинете Вождя. Берии предстояло официально вступить в должность народного комиссара внутренних дел СССР. А проинформирован он был об этом вчера вечером, во время неофициальной беседы на Ближней даче.
Сталин не смог сдержать улыбку, вспомнив, как его старый партийный товарищ, услышав о решении руководителя страны, вскочил с кресла и вытянулся во фрунт, выпятив свою обычно впалую грудь колесом. Этот будет стараться, во всяком случае на первых порах, а заленится - отправится следом за Ежовым. Кстати, что там с теперь уже бывшим наркомом?
Этот вопрос он адресовал своему начальнику охраны, взвалившему на себя обязанность по разгребанию этого довольно щепетильного дела.
– Ежов побывал в Одессе, а потом следом за Сорокиным полетел в Коми. Но опоздал на один день.
– А что там случилось? Сорокин погиб?
– с плохо скрываемым напряжением в голосе спросил Сталин.
– К счастью, нет, но мог. И еще не факт, что выживет.
– Ну-ка рассказывайте, что там произошло.
– Там случился самый настоящий бунт, вернее, бойня между урками и остальными, где-то человек пятьдесят на пятьдесят. Начальник лагеря Мороз даже Ежову не открыл всей картины произошедшего, а когда с ним начали работать мои ребята - сразу раскололся. Еще и мои подчиненные провели небольшое расследование. Началось все с того, что урки убили какого-то батюшку из заключенных, с которым сблизился Сорокин. Причем не просто убили, а еще и издевались, обливая его раздетого на холоде водой. Ну, наш подопечный и отомстил, как в Одессе, отправил зачинщиков в лагерную больничку. А блатные, как они себя называют, в свою очередь, вызвали Сорокина на толковище. Да только тот пришел не один, вот и получилось - стенка на стенку. Если в подробностях, то наш хронопутешественник своим тесаком порубил всех блатных главарей, ну и еще кого-то из шавок помельче. Там такое творилось, что очевидцы сами толком ничего не помнят.
– А дальше что? Сорокин жив остался?
– Живой, он же у нас везунчик! Его Мороз в карцер определил, в холодный, без телогрейки, а он возьми и обезоружь конвоира, который его вел в карцер. Забрал у него винтовку с патронами, снял верхнюю одежду, самого конвоира отнес в мертвецкую и там спеленал, оставив с кляпом во рту. Сторожа однорукого тоже связал, чтобы шум не поднял раньше времени. После этого завернул в столовую, взял три банки тушенки и буханку хлеба, нож со спичками, и покинул пределы лагеря.