Выживший. Покорение Америки

18 мая 1938 года. Именно в этот день я сошел с трапа сухогруза «Liberty». Порт Нью-Йорка, находившийся в устье Гудзона, поражал своими масштабами. В будущем я прилетал в этот мегаполис самолётом, видел порт с множеством доков с высоты птичьего полёта, теперь мне впервые представилась возможность увидеть своими глазами одну из гаваней изнутри. Но и одна впечатляла. Моим глазам предстали сотни самых разных кораблей.

Во всех направлениях сновали маленькие, извергавшие клубы черного дыма буксиры, облепленные кранцами в виде тряпок, а не привычных резиновых покрышек. Они напоминали трудолюбивых муравьёв, тащивших за собой или толкавших впереди себя приземистые баржи с углём, гравием и даже товарными вагонами. И над всем этим крики и бесконечное мельтешение чаек. Дождик к этому времени чудесным образом прекратился, а туман рассеялся, словно смытый солнечными лучами.

— Ну, парень, дальше я тебе не помощник, — сказал Уолкер, на прощание крепко пожимая мне руку. — У меня сегодня тут дела, а завтра мы отчаливаем в Филадельфию, получили радиограмму, что у нас появился срочный контракт. На берег толком сойти не удастся, так что вот, держи, я тут написал адрес моего знакомого и как его зовут, а это небольшое рекомендательное письмо. Тут, сынок, в Америке, без рекомендательных писем никуда, с тобой даже и разговаривать никто не станет.

Я взял два листочка, спрятал во внутренний карман пиджака. Гляну потом, когда выберусь из порта.

— Не знаю, чем ты мне приглянулся, что я оказываю тебе такую услугу, — продолжил Уолкер. — Может быть, тем, что я вижу в тебе потенциал, а в людях, поверь мне, я умею разбираться… И помни, что я говорил тебе насчет оружия. Не стоит его вытаскивать лишний раз, а если уж вытащил — то стреляй первым. Деньги экономь, пусть даже 80 долларов по нынешним временам — сумма приличная. Хотя по тебе видно, что малый ты шустрый, не пропадешь. Америка может дать тебе шанс подняться, сынок.

«Твои бы слова — да Богу в уши», - думал я, покидая по трапу ставший мне на две с лишним недели родным домом сухогруз. Мы причалили у торгового дока и, не дожидаясь появления представителей таможни, которые по закону обязаны были проверить груз и документы на него, я сбежал с трапа и тут же затерялся среди огромных ангаров. Чтобы выбраться с территории порта, пронизанного железнодорожными ветками, словно венами, мне потребовалось около двух часов времени и несколько подсказок местных рабочих. Один из них, с черными вьющимися волосами, одетый в промасленный комбинезон, глядя на меня, хмыкнул:

— Эмигрант, что ли? Я сам приехал сюда пять лет назад из Италии, с Сардинии, так что брата-эмигранта чую за милю. А тебя откуда в наши края занесло?

Услышав, что из СССР, присвистнул:

— Ого, далеко же забрался ты, парень, в поисках лучшей доли. И что думаешь делать дальше? Есть какой-то план? Деньги хотя бы имеются? Доллары, лиры, или что там у вас, в России, в ходу?

— Имеется немного долларов, должно хватить на первое время. А что касается планов… Есть у меня один адресок в Нью-Йорке, надеюсь, мне там смогут помочь.

— Ну смотри, если что, приходи к восемнадцатому доку, я там механиком, ремонтирую буксиры в буксирной компании братьев Макаллистеров. Спросишь Лючано Красавчика, меня там все знают.

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил я нового знакомого. — А меня Ефим зовут, ну или Фил на английский манер.

Мы пожали друг другу руки, и я отправился дальше, к уже близкому выходу с территории порта, размышляя, что в любой точке земного шара можно встретить не только негодяев, но и приличных людей, готовых практически бескорыстно оказать необходимую помощь.

Через пятнадцать минут я стоял на границе спального района Бруклин-Хайтс, застроенного 3 и 4-этажными зданиями преимущественно красного кирпича. Когда мне здесь проводили экскурсию в 2010-м, то рассказывали, что этот вроде бы не фешенебельный, но спокойный, застроенный в европейской манере район облюбовали разного рода знаменитости, как бывшие, так и современные. Мне запомнились имена Иосифа Бродского, Трумэна Капоте, Уолта Уитмана, Теннеси Уильямса, Сары-Джессики Паркер, Бьорк… За восемьдесят лет район почти не изменился, многие здания постройки конца XIX и начала XX веков останутся нетронутыми. В том числе знаменитые церкви самых разных архитектурных форм. В одной из них, как мне рассказали, проповедовал ярый противник рабства по фамилии Бичер — брат той самой писательницы Гарриет Бичер-Стоу, написавшей «Хижину дяди Тома». Впрочем, изредка попадавшиеся мне негры всё ещё не выглядели теми наглыми афроамериканцами, какими станут годы спустя. Они передвигались по возможности быстро, втянув голову в плечи и глядя себе под ноги. Зашуганные, однако, где-то в глубине души мне их даже стало немного жалко. Ну ничего, зато их потомки возьмут свое, заполонив собой Бронкс и Гарлем, куда без пулемета белому человеку лучше не соваться. Впрочем, они везде будут чувствовать себя хозяевами жизни, уверенные, что белые должны им по гроб жизни за годы рабства их предков.

Будь у меня побольше свободного времени, я бы обязательно устроил сам себе экскурсию по Бруклин-Хайтс, но мне хотелось до наступления вечера добраться до места, указанного в записке капитана Уолкера. А там было написано: Уорбертон-авеню, 34. И имя — Абрахам Лейбовиц. Гм, работа в антикварной лавке для еврея — дело вполне обыденное. Вот если бы я встретил в нью-йоркском порту еврея-грузчика… Хотя в Одессе такой факт имел место быть. Ну да в СССР вообще в это время чудеса творятся, от которых мне пришлось делать в срочном порядке ноги. Как бы там ни было, по словам кэпа, может быть, этот старый пройдоха Лейбовиц и поможет бедному русскому как-то устроить своё будущее.

По ту сторону пролива высились небоскребы Манхэттена, к которому с Бруклина через Ист-Ривер был переброшен знаменитый подвесной мост. Решив экономить деньги — кто знает, когда придется считать последний цент — я проигнорировал трамваи и автобусы, отправившись через Бруклинский мост пешком. Для пешеходов была оборудована верхняя ферма, вымощенная темными досками. Почти два километра, всплыли в памяти цифры. Вспомнились и другие цифры, а именно, сколько калорий в среднем сжигает человек, пересекающий Бруклинский мост: 80 калорий в среднем темпе, 100 калорий в быстром и от 300 калорий бегом. Ну, бежать я не собирался, тем более калории могли мне еще пригодиться.

На середине моста я задержался, обозревая открывшийся моему взгляду вид. Вдалеке Статуя Свободы, охраняющая вход в Нью-Йоркскую гавань, справа небоскребы Манхэттена, слева приземистый Бруклин-Хайтс, а подо мной все то же неистовое судоходное движение. А солнце, кстати, начинает припекать, что и понятно — Нью-Йорк находился примерно на широте Ташкента. Но при этом сам был свидетелем выпавшего снега, то есть у Нью-Йорка имеются свои климатические особенности, что наверняка обусловлено близостью моря.

Достал из внутреннего кармана письмо от Вари, в которое было завернуто фото комсорга одесского порта.

— Привет! — тихо сказал я ей. — Вот, Варюха, я и в Нью-Йорке. Видишь, как тут все круто? Вон статуя Свободы, вон Манхэттен с его Уолл-стритом, где обделываются делишки на миллиарды долларов. Вот тоже стану миллиардером — ну или хотя бы миллионером — и привезу тебя сюда. Ты только там меня дождись.

Со вздохом убрал письмо и фотокарточку обратно в карман. Ладно, налюбуюсь еще, думаю, я в эти края попал не на один день, а пока нужно двигаться дальше, вспоминая маршрут, рассказанный мне капитаном. Главное — избегать полисменов, потому как документов при мне никаких. Конечно, я и не подумаю говорить, что я из СССР, тем более я загодя спорол со своей одежды все ярлыки, которые могли бы на это указать, и даже на стельках от ботинок соскоблил ножом название обувной фабрики. Прикинуться местным не получится, для этого у меня слишком заметный акцент. А вот под немца, учитывая мое детство в ГДР, закосить можно вполне. Пока между Германией и Штатами вроде бы нейтралитет, так что лупить меня дубинками и тем паче ставить к стенке никто не подумает. Правда, могут сделать запрос через немецкое посольство или консульство, если я назовусь каким-нибудь именем. А вдруг возьмут и впрямь отправят в Германию? Блин, что-то меня такое развитие событий не очень устраивает. Я, конечно, готов кокнуть Гитлера, но к этому нужно как-то готовиться, морально в том числе. А я пока не созрел для столь ответственной миссии, которая сопряжена с угрозой и моей жизни тоже.