Выжжено
Шрифт:
– Попробуйте найти в Эр-Рияде простого мастерового, и вы поймёте, чтоя имею в виду. Если вы его и найдёте, это окажется пакистанец, а не араб. – Она сделала отметающий жест. – Мы контролируем нефть, но мы бессильны. Мы перессорились между собой. Согласно докладу ООН, мы всё дальше отстаём от остального мира по уровню образования, а возразить нам нечего, потому что это правда. Когда Мохаммед – благослови его Аллах и даруй ему спасение – принял Писание, Европа была тёмным, кровавым континентом, а в Америке индейцы с каменными копьями гонялись за бизонами. В цветущие времена Арабского халифата, во времена таких фигур, как Салах-аддин, Аль-Бируни или Ибн Хазм, арабские города были оплотом
Она говорила словно преподаватель университета. Абу Джабр с потрясением узнал, что его невестка – учёная.
– Известно ли вам, что привело к теперешнему различию? Европейцы учились у нас. Они переняли основы медицины, астрономии, математики. Они по сей день называют свои числа «арабскими», хотя вид у них давно совсем другой. Они до сих пор употребляют слова «алгебра», «алгоритм», «цифра» и так далее – всё арабские слова. Большинство самых ярких звёзд на небе носят имена, которые им дали арабские астрономы. Они у нас учились, вы понимаете, у нас и у других, а то, чему они научились, они развивали дальше, тогда как арабы остановились в своём развитии. Мы никогда не интересовались, что бы нам надо перенять у европейцев. Тысячу лет мы варимся в собственном соку. И если в наши дни араб получает Нобелевскую премию, то он гарантированно гражданин Америки. Мы… – Васима испуганно смолкла, прижала ладони к губам и посмотрела на него. – Простите, Абу! – сдавленно воскликнула она. – Я не хотела быть непочтительной к вам; простите меня. Аллах свидетель, я вас уважаю, Абу…
– Ничего-ничего, – тихо сказал Абу Джабр. – Ведь ты права. Но лучше помолчим.
И они молчали. За большим окном простиралось лётное поле, на котором маневрировали, взлетали и садились самолёты. Миллионы людей проходили через этот порт, день за днём. Как это было организовано, что каждый попадал туда, куда хотел, для Абу Джабра было непостижимо. Ясно было лишь одно: то, что он здесь видел, было проявлением культуры, господствующей во всём мире, культуры, в которую ни один араб давно уже не привносил ничего существенного.
Осознавать это было горько. Но он признавал правду этого утверждения. Учиться, да. Вот в чём ключ.
Их пригласили на посадку в самолёт на Марракеш. Как это горько: остаться без родины, оказаться беженцем в чужой стране, полагаясь на милость чужого короля. Но всё проходило гладко. Сиденья были удобными, Мандур, как всегда, был в восторге, что летит на самолёте, и заснул вскоре после взлёта, упершись лбом в стекло иллюминатора.
– Скажи, дочь моя, – начал Абу Джабр после того, как Васима уложила сына и укрыла его пледом, – вот что мне хотелось бы знать…
Она подняла на него глаза.
– Да?
– Что ты думаешь о солнечной энергии?
– Всё даже хуже, чем мы полагали, – сказал Вернер после того, как два часа собирал в Интернете соответствующую информацию.
Юлиан был уже в постели. Когда Доротея зашла к нему пожелать спокойной ночи, он спросил, уж не поссорились ли они: после их возвращения из поездки в доме такая странная атмосфера.
Она успокоила его, как могла. Нет, они не поссорились. Но есть неприятности, да. Юлиан не спросил, какие, только сказал, что неприятности случаются у всех, он это тоже знает. Временами он рассуждал пугающе по-взрослому. Самое время было бы родить ему братика или сестру. Но, с другой стороны, если с нефтью всё обстоит именно так, то это слишком рискованно…
И Маркус позвонил именно сегодня! С другой стороны – вполне понятно, воскресенье. Он наверняка надеялся застать их дома. Значит, он в США. Она почти так и думала. Жаль, что она не смогла с ним поговорить; она бы разузнала подробнее, что всё это значит.
Потом по лестнице спустился Вернер, держа в руках целую стопку распечаток, и она забыла о тревоге за брата.
– Анштэттер прав, из нефти делают и удобрения. – Он сел со своими заметками в кресло. – И пестициды, и инсектициды. Без применения этих средств урожай в восемь раз меньше. Чтобы вырастить одну голову крупного рогатого скота, требуется в целом тысяча литров нефти – на производство кормов, на приведение машин и механизмов в действие и так далее. Если нефти не будет, это значит, что даже в Европе могут снова возникнуть проблемы с продовольствием. Не говоря уже о странах третьего мира; там это приведёт к чудовищному голоду. – Взгляд его был устремлён в пустоту, и виделись ему страшные картины. – И к потокам беженцев. Они попытаются проникнуть к нам, в богатые страны. Когда человеку больше нечего терять… Можно себе представить. Но это значит, что мир распадётся. Начнутся войны… Хотя как воевать без горючего для танков, военных кораблей и самолётов?
От окна дохнуло холодом. Доротея выглянула наружу, в далёкую, лежащую в ночи долину, в которой светились тысячи огней. Огней, которые погаснут, если прогнозы сбудутся.
– Я не могу себе представить, – прошептала она. – Настолько это… по ту сторону всего.
Но это было именно то, о чём всю жизнь твердил её отец. «Однажды вся эта техническая цивилизация сломается от перегрузки», – говорил он.
– Другая проблема – медикаменты, – продолжал Вернер. – Я нашёл данные, что в одном крупном фармакологическом концерне производится 150 тысяч различных продуктов, и единственный, в котором нефть не играет решающей роли, это аспирин! Только представь себе: голод; топлива, чтобы доставить хоть немного продовольствия в затронутые районы, нет; а потом не будет и лекарств против болезней, которые начнутся. Это приведёт к эпидемиям, к настоящим пандемиям…
– Ни одноразовых шприцев, – сообразила Доротея, – ни трубок для переливания крови, ни пластиковых перчаток…
– И так до бесконечности. Краски, лаки, растворители производятся из нефти. Искусственные смолы. Синтетические волокна для одежды и покрытий пола – нейлон, перлон и как их там ещё. Консервирующие средства. Фотохимикаты. Моющие средства. Взрывчатые вещества. Печатающие порошки. Смазочные материалы. Изолирующие и влагостойкие материалы. Косметика. Сладости. Асфальт для дорожных покрытий! – Вернер расслабил воротник рубашки. – Наши новейшие модели транспортных средств больше, чем на сорок процентов, состоят из искусственных материалов. Неважно, найдутся ли на них покупатели, но произвести их мы будем уже не в состоянии.
– А как будут снабжаться супермаркеты? Без горючего и грузовиков?
– Это приведёт к скупке продуктов для спекуляции и к полному опустошению магазинов. – У Вернера началась одышка. – Мне и раньше становилось страшно, когда мои бабушки рассказывали о послевоенных жутких временах. Но всё это покажется цветочками по сравнению с тем, что начнётся потом.
Они переглянулись. Молча, но Доротея знала, что они подумали об одном и том же: это будет означать конец человечества.
Вернер вскочил и нервно принялся ходить по квартире.
– Надо подготовиться. Мы должны подумать, как нам обеспечить себя. В подвале ещё много места, хотя бы это преимущество. Мы можем сделать запасы на несколько месяцев, а то и на несколько лет. Мука, растительное масло, сахар, консервы. Продукты долгого хранения. Первое время будет хуже всего; если мы его переждём… – Тут он что-то вспомнил. – Раньше в телефонных книгах, в самом конце, всегда были указания, как подготовиться к катастрофам. Рекомендации гражданской обороны. Какие бывают сигналы сирены, какие документы должны быть под рукой и каков необходимый продовольственный запас. Не знаю, есть это сейчас или нет?