Выжжено
Шрифт:
Вернер сердитым движением открыл бутылку.
– Но твой брат говорил, что доказательства подтасованы. Суд-то должен был это обнаружить!
– Какой интерес государству обнаруживать это, если оно может прибрать к рукам двести миллиардов долларов, заработанных китайцем? – Она кивнула в сторону холла. – Можешь сам прочитать письмо; оно лежит на телефонном столике.
Вернер со вздохом сел, позвал Юлиана к столу и потом спросил:
– А от ТДП что-нибудь было?
– По-прежнему ничего. Был
– Да, это сейчас тоже бизнес. Новые стали так дороги… Из-за серебра, которое в них используется. Видимо, для его получения требуется много энергии.
Работы по строительству фабрики ТДП затянулись. Миновал уже третий срок, когда производственная линия теперь уже навернякадолжна была вступить в действие и первым делом обеспечить котельным топливом своих пайщиков.
Проблемы с поставками, как и повсюду. Но если в ближайшее время топлива не будет, им ничего не останется, как перестраивать отопление. За деньги, которых у них не было.
Юлиан пришёл на кухню, упал на стул и сморщил нос.
– Опять овощи!
– Да, – твёрдо сказала Доротея. – И завтра опять будут овощи. Что есть, то и будем есть.
– Скажи спасибо, что вообще что-то есть, – проворчал Вернер. – Ты что, не смотрел новости? В Болгарии дети голодают.
– А разве не в Латвии? – спросила Доротея, раскладывая по тарелкам овощное рагу.
– Не-а, – сказал Юлиан, – ты перепутала бедствия. В Латвии другое: они там разлагают гидраты метана или как их там. И что-то вышло из-под контроля, до сих пор не могут справиться.
– Кое-где уже начались грабежи и перестрелки, – добавил Вернер. – То ли в Мексике, то ли в Канаде. Экономика везде приходит в упадок, государство больше не в состоянии собрать налоги, безработным не платят пособие… Заколдованный круг.
– Раньше государство всегда делало займы, – сказала Доротея.
Вернер скривился.
– Оно бы и сейчас залезло в долги, да никто не даёт. Одиннадцать процентов дают на государственный заём, а облигации всё равно никто не покупает.
– Приятного аппетита, – сказала Доротея и присела к столу.
Доставать продукты стало трудно. Зима посуровела, а войны и конфликты во всём мире не облегчали положение. Вроде бы войны велись не за нефть, но на самом деле как раз за неё. О голодающих регионах узнавали из крошечных сообщений; один журналист по телевизору сказал, что они сами избегают говорить об этом, поскольку картины зачастую слишком жуткие. Не говоря о том, что из-за недостатка горючего репортёры тоже не могут отправиться к месту событий.
– Это уже становится невыносимым, – сказал Вернер после ужина, когда Юлиан опять убежал в свою комнату. – Не осталось ничего, кроме проблем. Сегодня нам пришло одиннадцать уведомлений от поставщиков о несостоятельности. Теперь не знаем, где брать шины. И лопнул контракт на поставку пяти автобусов в Мадрид: у них нет денег.
Доротея кивнула.
– У меня уже сотня заявлений на следующий курс по огородничеству. Думаю, в этом году развернёмся. – Она посмотрела в окно, на тёмную долину, в которой горело теперь гораздо меньше огней, чем два года назад. – Но так и должно быть. Все идёт к тому, что по-другому уже и не выжить.
Возникла тишина. Потом Вернер подпер голову ладонями, посмотрел на неё и сказал:
– Мне предложили денежную компенсацию, если я уволюсь в следующем месяце.
Этого и следовало ждать. Доротея смотрела в пустоту, мысленно представляя себе состояние их счетов.
– И сколько предложили?
– Годовой оклад.
– А мне бы пригодился человек, который ездил бы по оптовым рынкам, – сказала Доротея и только после этого сообразила, как это обидно было слышать Вернеру.
– Ничего себе жизнь, – злобно пыхнул он. – Больше я в ней ни на что не гожусь.
Она потянулась через стол, взяла его за руки.
– Прости, я не хотела тебя обидеть. Но посмотри, ты же просто маешься с этой работой. Она уже едва окупается, и каждый день такие дальние концы…
– Вот ведь как, – упрямо продолжал он. – Больше я ничего не умею. Ну, программа «Ява». Ну, «Ассемблер». Кому это всё теперь нужно? Бесполезные пустяки. – Он резко откинулся на спинку. – Вот стол сколотить – это дело. Вот что надо уметь. Корову подоить. Поле вспахать.
Так Вернер ушёл со своей работы. На часть его выходного пособия они купили небольшой фургончик (а их непродажный джип продолжал себе тихо ржаветь), и отныне он вставал ни свет ни заря, чтобы вовремя поспеть на оптовый рынок. Он обнаружил, что это вовсе не простое дело – распознавать хорошие товары и выгодные предложения, равно как и выстраивать правильные отношения, чтобы получать нужный товар и при дефиците. Он учился – часто на ошибках – определять, кому можно доверять, а кому нет, и постепенно вникал в дело. Иной раз даже получал удовольствие.
Он видел, что они устроились ещё ничего. Один турок, торговец овощами, рассказывал про своего брата, у которого в Анталии был большой отель: тому пришлось его закрыть, потому что туристы больше не приезжали. Вообще туризм практически прекратил существование, денег на отпуск больше ни у кого не было. В тех регионах, куда раньше люди приезжали отдыхать, теперь царила нужда, и кто мог, бежал оттуда.
– И моему брату ещё хорошо, – сказал торговец в заключение. – Ты слышал про Крым? На Чёрном море? Там эпидемия.