Вызов (дилогия)

Грушевицкая Ирма

Лес начал просыпаться. Он наполнялся звуками, постепенно разрушающими тихое, заворожившее меня очарование. Каждое мгновение становилось непохожим на предыдущее, меняясь как в калейдоскопе. Шуршание переходило в шепот, шепот — в свист, свист — в звон, звон — в удары. Ещё удары…

И ещё…

Кто-то настойчиво барабанил в дверь нашего номера.

Не в силах открыть глаза, я ткнула ногой в ту сторону, где предположительно должен лежать муж. Раздавшийся в ответ недовольный

рык был доказательством, что с выбором направления я не ошиблась.

— Майк, иди открой.

— М-мм…

— Вставай, говорю! — Я опять его пнула.

— Не могу, — простонал Майкл.

— Можно подумать, я могу.

Стоило оторвать голову от подушки, как из моей груди вырвался стон.

— Чё-ёёрт, как же мне плохо…

— Пол холодный? — задал Майк совершенно неожиданный вопрос. Всё ещё находясь в полугоризонтальном положении, я спустила одну ногу на пол:

— Вроде обычный.

— Тогда не открывай. Даже если пожар, до нас он ещё не добрался.

Сказав это, он перевернулся на другой бок, предоставив мне возможность самой разбираться с парнями в касках.

А не пошли бы они!

Я бы с удовольствием последовала примеру Майка, но стук стал настойчивей и громче — в дверь непрестанно колотили и теперь уже явно ногой. Возникло ощущение, что конечная цель этих нескончаемых ударов — моя бедная голова.

Да уж, сама виновата: решила же вчера пить только ром, зачем надо было наливаться текилой в баре? Ничему-то меня жизнь не учит!

— Иду! — крикнула я в сторону коридора, со стонами и оханьем сползая с кровати.

Кто-нибудь, убейте меня!

На негнущихся ногах я пошлёпала в коридор. Проходя мимо большого зеркала в коридоре, я отшатнулась, увидев в нём отражение. Предположительно — моё.

Вчера, добравшись до номера, все силы я бросила на то, чтобы уложить Майка. И если вытащить его из такси и довести до дверей мне помог расторопный малый из службы сервиса — за что, разумеется, был щедро вознаграждён, — то в номере пришлось действовать самой. Я дотащила Майкла до кровати и, кинув поперёк, стянула брюки и носки. Ворочая его, словно огромное спиленное бревно, которое уже снова успело пустить корни, я сняла с него рубашку. Последние силы ушли на то, чтобы передвинуть к тому моменту молодецки храпящего мужа на его половину, освобождая себе место для сна. Поэтому неудивительно, что я испугалась того, что смотрело на меня из зеркала.

Это был кто-то, или правильнее будет сказать — что-то, лишь отдалённо напоминающее женщину. Я не только не смыла вчерашний макияж, но и не разделась. Платье сбилось до талии, довольно оригинальным топиком топорщась над трусиками. Волосы спутались и выглядели так, будто я всю ночь проспала на одном боку.

Но самая беда была с лицом. Тушь осыпалась даже на шею, подводка сбилась в уголках глаз чёрными комочками. Веки, похоже, пережив не один удар боксёрской перчатки, были катастрофически опухшими. Цветом лица я напоминала несвежего покойника. Губы немного саднило от соли и лимона.

Но

то, что творилось внутри организма этого нетвёрдо стоящего на ногах чудовища, не шло ни в какое сравнение с его внешним видом. Ему было плохо. Нет! Ему — мне — было плохо!!!

Стук стал напоминать удары кувалдой, и я поспешила в ванную. Сорвав с вешалки гостиничный халат и схватив с раковины солнцезащитные очки, я бросилась к двери, спотыкаясь о разбросанные повсюду вещи.

— Лучше бы вам быть пожарными! — пробормотала я, прежде чем скинуть цепочку с двери.

На пороге с двумя бумажными стаканами дымящегося кофе и зажатыми подмышкой банками пива стояла Фиби.

Как только я распахнула дверь, она отшатнулась, шокированная моим видом.

— Именно что пожарный! Не доброе утро, Лив! — Я молча отступила назад, пропуская её в номер. — Не знаю, что обычно помогает вам после вчерашнего, но я захватила всё. Аспирин в правом заднем кармане. — Фиби призывно крутанула передо мной обтянутой узкими джинсами маленькой попкой.

Сунув мне кофе, она протанцевала в комнату. Бросив взгляд на разгромленную кровать, девушка залилась смехом.

И было от чего.

На смятых простынях храпел ничего не подозревающий Майкл. Вчера я раздела его до трусов, и сейчас он лежал раскрытым, предоставив возможность хорошенечко их рассмотреть. Трусы эти шли дополнением к последнему рождественскому подарку — дорогим наручным часам, о которых Майк давно мечтал. Пошитые из качественного шелка, трусы были свободные и, признаться, очень шли Майку, если бы не их весёленький рисуночек: по чёрно-угольному фону были разбросаны ярко красные мультяшные члены. Майкл долго ржал, рассматривая их, и только наличие у нас в доме пятилетнего ребёнка помешало ему тут же облачиться в эти, как он их обозвал, «гей-трусы». А сейчас он был именно в них.

— В своей жизни я не встречала более сумасшедшей парочки! — Хохоча, Фиби упала на кровать рядом с Майком. — Я уже люблю вас, и, насколько мне известно, большая часть нашей компании согласна вас удочерить. Или усыновить.

Майк сердито накрыл голову подушкой:

— Ливи, выруби нахрен телевизор.

— Просыпайся, дорого-о-ой, — пропела Фиби, протискиваясь сквозь нагромождение подушек, сбитых простыней и одеял поближе к Майклу. Проворчав что-то, явно ругательное, он высунулся наружу и попытался разлепить глаза.

— Ёлки! — испуганно вскрикнул Майк, не ожидая увидеть нависшее над ним улыбающееся во весь рот незнакомое личико. — Ты что за нахрен такое?

— Я твой ангел-хранитель, милый, — проворковала Фиби, протягивая ему банку пива.

Майк уставился на неё, перевёл взгляд на банку, потом снова вернулся глазами к Фиби. Для уверенности, что это не мираж, помахал перед собой рукой.

Наблюдая за этой картиной, я буквально рыдала от смеха, что в сочетании с головной болью было жестоко.

В конце концов, инстинкты взяли своё: Майк схватил протянутую ему банку, ловко вскрыл её и жадно припал к содержимому.