Вызов (дилогия)
Шрифт:
— А вот, например, Шарлиз Терон. Как тебе?
— Ну-у, — протянул Майк оценивающе, закидываясь попкорном. Мы сидели в кинотеатре, кажется, на «Эон Флакс». — Семь из десяти.
— Шарлиз Терон — семь из десяти? — Я возмущённо ткнула его под ребро локтем. — Майкл Джозеф Вуд, ты чертов привереда! Семь из десяти! Подумать только!
— Ну да. И это только потому, что здесь она брюнетка. Ты же знаешь, я люблю брюнеток. — Он покосился на меня и улыбнулся. — А так: ну блондинка блондинкой. Да ещё и дылда.
— Ну
— Вайнона Райдер! — Майкл явно готовился к этому вопросу. — А вообще, когда как, — смутился он, заметив моё удивление от его стремительного ответа. — Когда-то я балдел от чёрненькой из «Друзей».
— Моники.
— Ага, от Моники. А тебе там кто нравился?
— Не знаю, — задумалась я. — Когда как: иногда Джоуи, когда не тупил, иногда Чендлер, когда молчал. Но, наверно, всё-таки Росс, когда он ради Рейчел в морскую форму вырядился.
— А-а, помню-помню.
— Моника, Вайнона Райдер, — начала загибать пальцы я. — Ещё кто?
— Слушай, десять из десяти не может быть много!
— Ну, Майки, — заныла я. — Давай хоть ещё одну.
— Ладно, — согласился он и, минуту подумав, выдал: — Кайли Миноуг.
— А эта почему? Она вроде и брюнеткой никогда не была.
— А ты вспомни её попку в золотых трусах!
— Не в трусах, а в шортиках. — Вот ведь деревенщина-то! — Она же такая маленькая и хрупкая! Ты её вмиг раздавишь своей тушей!
— Ничего страшного: маленькая собачка — до старости щенок. Между прочим, вряд ли ты намного её выше, а жалоб от тебя не поступало.
— Ну, может, и не выше, но точно не такая худенькая. А ещё кто?
— Ещё? Хм… а вот та, которая в фильме играла, где мужик богатый сначала картину из музея украл, а потом сам же её туда и вернул. Забыл как называется.
— «Афера Томаса Крауна». Ты про какую версию — шестидесятых или современную?
— Современную, наверно. Там ещё дядька, который Джеймс Бонд.
Я рассмеялась:
— Тогда современная. С Рене Руссо. Майк, она же старая! — Мой ужас не был поддельным. — Ей в то время под сорок было! На бабушек потянуло?
— Ни фига себе бабушка! Ты её сиськи видела? Каждому бы в сорок лет такие сиськи!
— Ага, на тебе бы они смотрелись просто великолепно!
Мы дружно заржали. На нас зашипели со всех сторон, призывая вести себя потише.
Разговор продолжился по пути домой.
— Ну а ты, Ливи? Ты бы с кем закрутила без зазрения совести?
— Без зазрения совести? — переспросила я, потянув время. — То есть десять из десяти? Не знаю… с тем же Джеймсом Бондом, например.
— С каким? Их много было.
— С любым.
— Фу-у, и ты меня стыдила связью с сорокалетней! Они же все типа как мамонты древние.
— Я не про актёров, игравших его, говорю, а про самого Джеймса Бонда, шпиона! Это так заводит: секретность,
— Когда последний раз я подкатывал к тебе в лодке, ты что-то не очень завелась.
— Заведёшься тут, когда комары даже в глаза норовят укусить. А в океане комаров неееет… — мечтательно протянула я.
— Ага, только цунами и киты!
— Умеешь же мечту испоганить!
— Ладно, не сердись, капелька! — Майк засмеялся и притянул меня к себе. — Сегодня ночью разрешаю называть себя Джеймсом.
Я любила заниматься сексом.
Вернее, не так: я любила заниматься сексом с Майклом.
В общем-то, на этом всё. Муж был моим первым и единственным мужчиной. Правда, между тем, как из первого он стал единственным, я имею в виду — перед Богом и людьми — прошло чуть менее трёх лет. И, если закончить с цифрами, — более семнадцати с момента нашего первого знакомства.
Да, мы вместе лепили куличики. Обычное дело в песочнице городского парка, особенно если учитывать, что парков в городе было немного.
Сначала сдружились наши мамы, а потом уже и мы. Вообще-то наша дружба могла погибнуть в зародыше: при первой встрече Майк — или, как его тогда называли, Майки, — оторвал ручку у моего любимого ведёрка с цыплёнком Цыпой. Я за это кинула в него найденной неподалёку засохшей собачьей какашкой.
Мы вместе ходили в детский сад, потом в школу. Нас дразнили женихом и невестой, потому что ни я, ни Майк не давали друг друга в обиду. Он хвостиком бегал за мной, опекая, чем иногда порядком раздражал. Из-за этого мы ссорились и, бывало, неделями не разговаривали. Но долго дуться ни он, ни я не могли, и всё возвращалось на круги своя. Позже к нам присоединилась Ким.
Кимберли Хейз — двоюродная сестра Майкла. Её семья переехала в Лонгвью из Олимпии, когда Ким было шесть. Маленькая, застенчивая девочка с чёрными, как смоль волосами, подстриженными под горшок, и без четырёх передних зубов, мне сразу понравилась. Мы вместе гоняли на велосипедах, строили штабы на деревьях и обстреливали шишками из-за кустов проезжающие мимо машины. Нам было здорово вместе. Лучшей жизни тогда я себе и представить не могла.
Она закончилась, когда мама с папой решили развестись.
Мне было десять, и родители пытались сделать всё возможное, чтобы развод «не очень отразился на психике ребёнка».
Честно говоря, меня и сейчас удивляет, как они смогли так долго продержаться вместе. Казалось, у них не могло быть ничего общего: спокойный, где-то даже флегматичный папа, Генри, шеф городской полиции, и Хлоя, моя славная, бесшабашная мама, каждую неделю менявшая увлечения и ежемесячно — цвет волос. Наверное, это и есть наглядное подтверждение тому, что люди говорят о противоположностях. Но и у их притяжения был свой срок годности.