Вызов врача
Шрифт:
— Мне не нравится этот разговор.
— Точно стыдишься. Чем они тебе не угодили? В начальники не выбились или эскимо на палочке редко покупали?
— Считайте как угодно.
— Почему чай не пьешь?
— Я вам уже сказала…
— Экая упрямая! Как ослица! Не будешь питаться и я не буду. Подохну — тебе отвечать. Предсмертную записку оставлю. Нет, ее ты можешь уничтожить. Позвоню.
На угловой полке стоял телефонный аппарат. Мария Петровна схватила трубку, стала набирать номер.
— Катя? Это Маруся. Записывай! В моей смерти сегодня винить… Как тебя зовут? — дернула подбородком в сторону Ирины.
— Кузмич
— Винить Кузмич Ирину Николаевну, — проговорила Степанова в трубку. — Все поняла? Буду жива, перезвоню.
Не так уж она, Мария Петровна, для друзей Маруся, железобетонна, как хочет казаться, подумала Ирина. Это не сильная женщина на пике жизни, а паникующая старуха, которая хорохорится из последних сил, пускает пыль в глаза — только пыль, а не ядовитый газ.
— Шантажируете? — усмехнулась Ирина.
— Защищаюсь от врачей-вредителей.
— Номер телефона состоит из семи цифр.
— Ну и что?
— Вы набрали только пять.
Мария Петровна заметно стушевалась, переставила тарелки на столе, хотя в этом не было надобности. Ей очень хотелось задержать колючую докторшу, которая смотрела с вызовом, с холодным презрением, как на врага. Недоброжелателей у Марии Петровны всегда хватало. Но, как правило, они прятались за натужными улыбками, за враньем и подхалимством. Тех, кто прямо смотрел в глаза, ненавидел открыто, не так уж и много было. И Мария Петровна по-своему их уважала, испытывала что-то вроде спортивного азарта, как боксер на ринге перед схваткой. Физиономии врачей, которые в последнее время не переводились в доме Марии Петровны, раздражали своей терпеливо-профессиональной отстраненностью. Точно Мария Петровна была шкодливым ребенком, который опрокинул им на белый халат бутылку чернил. Что возьмешь с невоспитанного дитяти? Что возьмешь со вздорной старухи?
Ирина Николаевна Кузмич, в отличие от прежних эскулапов, видела в Марии Петровне человека, вредного, но умственно полноценного, с которым можно разговаривать без скидок на возрастную дурь. И колкости, какими они успели обменяться, смысл произнесенных слов значения не имели. Главным было выражение глаз докторши — неприкрыто враждебное.
Мария Петровна дрогнула, в ее голосе зазвучали почти просительные нотки:
— Тебе жалко со мной пять минут посидеть, чашку чаю выпить?
— «Жалко» — не то слово.
— Торопишься?
— Нет, последний вызов.
«А может, она просто вульгарная хамка? — подумала Мария Петровна. — Стерва в ангельском обличье?»
— Катись! — выдала Мария Петровна, проклиная себя за минутную слабость. — Нужна ты мне, как папе римскому значок ГТО. Я снова «неотложку» вызову.
— Как вам угодно. Медицина у нас бесплатная. Почему бы не потрепать нервы врачам? Я вас последний раз спрашиваю: дадите себя осмотреть или записываю в карточку отказ?
Мария Петровна не ответила, шагнула к плите, взяла чайник. Ирина восприняла молчание Степановой как согласие. Открыла сумку и в очередной раз достала фонендоскоп и тонометр.
— Раздевайтесь!
Мария Петровна рефлекторно дернулась в сторону, решив, что настырная докторша хочет схватить ее за руку. Чайник качнулся, крышка слетела, и кипяток вылился на Марию Петровну. Она заорала благим и неблагим матом. Запрыгала на одной ноге.
Ирина забрала у нее чайник и с грохотом поставила его обратно на плиту.
— Вы сделали это
— С ума сошла? — Мария Петровна опустилась на стул. — Ты у меня уже двадцатый врач. Если ради каждого членовредительством заниматься, членов не хватит. Нечего было меня лапать!
— Никто до вас не дотрагивался. Положите ногу на стул, снимите чулок. Я сделаю перевязку.
— Сделай, мать милосердная. — Степанова поерзала, сложив руки на груди.
Ирина сдвинула тарелки в сторону, достала из сумки марлевые салфетки, бутылочку со спиртом, мазь, поставила все на стол.
Мария Петровна была права, когда говорила, что участковые врачи не носят медикаментов. Хотя по правилам положено иметь при себе набор для оказания первой медицинской помощи. А попробуй потаскай его, в девяноста девяти целых и девяноста девяти сотых процентов случаев бесполезный. У тебя без медикаментов сумка забита бумагами и весит добрых пять килограммов. Но Ирина была исключением, ее сумка, нечто среднее между портфелем и баулом, по тяжести равнялась двум парам гантелей. Когда Ирина видела на экране телевизора стройных девиц в обтягивающих трико, с гантелями выполняющих упражнения бодибилдинга, мрачно шутила: мол, оказывается, я бесплатно забочусь о красоте фигуры. Эти мысли особенно «помогали» в дождь, грязь, снег, распутицу, когда приходилось долго топать по улице, а затем подниматься на пятый этаж в доме без лифта.
За четыре года работы участковым терапевтом Ирина трижды воспользовалась содержимым своей сумки. Третий раз — сегодня, в квартире пациентки Степановой. Впервые — на остановке автобуса, когда стоящий рядом человек схватился за сердце и упал. Второй раз обработала зеленкой порезанный палец шалунишке — внуку бабульки, к которой пришла на вызов. Муж говорил Ирине, что статистически глупо таскать бесполезные тяжести. Верно, в двух случаях из трех можно было обойтись домашней аптечкой. А в первом она просто спасла человеку жизнь.
Не обращая внимания на нежелание Степановой хоть как-то помочь, Ирина действовала молча и быстро. Наклонилась, захватив щиколотку, приподняла обваренную ногу, положила на соседний стул. Рывком задрала юбку, отстегнула подвязки, спустила чулок. По ноге растекалось красное неровное пятно, волдырей не было. Главный термический удар приняли на себя шерстяное платье и толстый хлопчатобумажный чулок.
Мария Петровна, наблюдая, как Ирина обрабатывает ожог, признала:
— Хорошие у тебя руки, не тошнит от них. А иной докторишка только дотронется, и уже хочется съеденный обед ему в карман вывалить.
— Зачем вы коллекционируете врачей? — спросила Ирина, накладывая мазь. — Думаете, недостаток общения можно компенсировать подобным образом? Если у вас нет родных, друзей или знакомых, готовых терпеть ваше общество, заменить их докторами невозможно. Или тоска по власти? Привыкли командовать, «тыкать», унижать людей и теперь на врачах отыгрываетесь. Салтычиха на пенсии. Это низко — считать зависимыми людей, которые пришли оказать вам помощь, и издеваться над ними.
— Ох, какие мы нежные! Издеваются над ними! А сами толком… Айболиты чертовы. Во! — подняла Мария Петровна вверх палец, как человек, которому неожиданно пришла интересная мысль. — Айболит кого лечил? Зверей. И вы все только в ветеринары годитесь. А насчет друзей и знакомых… Так их у меня полстраны бывшего СССР. Знаешь, кем я работала? Пусковицей.