Вызов
Шрифт:
При этих словах присутствовавший при разговоре рыжий Серж сник, посмотрев на Фрола как-то виновато. Дхару тоже стало не по себе. Дед ничего не рассказывал ему о том, что дхары как-то разделялись, да еще почему-то по цвету. И уж тем более Фроат не понимал, чем «серый дхар» лучше «белого». Он не выдержал и спросил об этом у Роха. Тот, очень удивившись, ответил, что племя «серых дхаров» всегда считалось первенствующим. Из этого племени происходили дхарские князья, только «серые» умели принимать Истинный Лик, и к тому же лишь они не покорились в давние годы мосхотам, пока молнии князя Семена не перебили их богатырей. Все это он объяснял таким тоном, словно Фрол был ребенок, почему-то не выучивший таблицу умножения.
Фрол, воспитанный в несколько иных традициях, попытался возразить, но его не стали слушать. Лхаст лишь заметил, что, вероятно, мосхоты сбили уцелевших дхаров с толку, если потомок Фроата Мхага не видит разницы между собой и каким-то «черным» дхаром, попросту говоря, диким чугом. Кровь ударила в лицо Фроата. «Чугами» дразнили дхаров победители-русские. «Чугом» называл его Волков. Он не хотел слышать этого слова, но в последнюю секунду все же сдержался. В этом лесу он – лишь гость.
Братья, похоже, не обратили внимания на его реакцию, и Рох продолжил рассказ. Из Беглецов, ушедших от энкавэдистов, в живых оставался только их отец, старый Вар. Фрол было удивился, но Рох пояснил: в лес успели уйти главным образом старики и дети. Мужчины вместе со взрослыми членами семей были вывезены раньше и не сумели бежать. Многие погибли от болезней, особенно в первые годы, а некоторые ушли из лесу в конце пятидесятых, узнав о смерти Сталина и об объявленной амнистии. Фрол вновь удивился: он ничего не слыхал о вернувшихся и подумал, что едва ли дорога поверивших в амнистию оказалась очень гладкой.
За последние годы в лес сумело перебежать всего трое, одним из которых был Серж. Очевидно, дхары начали постепенно забывать о тех, кто ушел в таинственный лес, принимая рассказ о них за очередную легенду, подобную сказаниям о Ранхае и Гхеле.
Несколько раз солдаты по громкоговорителю предлагали дхарам выйти из лесу, обещая полную безопасность, но последовать этому совету решились немногие. Впрочем, с солдатами давно научились ладить. Их уход был воспринят не как освобождение, а как разрыв столь привычных за долгие годы связей. Тут Фрол, вновь не выдержав, поинтересовался, что дхары собираются делать теперь, когда блокада снята, а власти, столь долго их преследовавшей, нет и в помине.
Братья на минуту задумались, наконец Рох заметил, что это должно решать Великое Собрание – Ахусо Т'Йасх, но многие из тех, кто родился здесь, едва ли захотят вернуться в большой мир. Кроме того, добавил он, понизив голос и оглянувшись по сторонам, скоро должен прийти эннор-гэгхэн. А уж эннор-гэгхэн скажет, что делать дхарам.
Фрол вспомнил скептическую физиономию Келюса, но вновь промолчал.
Поблагодарив за обед, Фрол отказался от предложения пропустить стопочку картофельного самогона и отправился вместе с Рохом к дому, где, как он понял, жил старый Вар. Кна-гэгхэн сидел на простой деревянной лавке, читая огромную книгу в переплете из тонких деревянных дощечек.
– Садись, Фрол, – кивнул он, увидев дхара. – Иди! – Это относилось к Роху.
Они остались одни. Старик еще какую-то минуту смотрел в книгу, дочитывая страницу, затем аккуратно захлопнул деревянный переплет и положил рукопись на лавку.
– Это летопись дхаров, ~ сообщил он. – Наверное, у меня осталась последняя. Всего их было три. Эта, по слухам, записана по приказу самого Ранхая…
– Я встречал потомка Ранхая, – вспомнил Фрол, – его зовут Виктор Ухтомский. Он хочет перевести «Ранхай-гэгхэн» на язык мосхотов…
– Вот как? Князья Ухтомские не забыли еще, какой они крови? Ты расскажешь мне об этом, Фрол. Но позже. У нас еще будет время…
Старик замолчал и некоторое время о чем-то думал, глядя куда-то вниз, на черные доски пола. Затем вновь поднял глаза на Фрола: ~ Ты пришел в наш лес, когда наши родичи на воле уже забыли о Беглецах. Здесь все будут очень рады тебе, Фрол. Ты расскажешь нам о том, что сейчас там, за Пех-рой. Во всяком случае мне радостно, что на той земле еще остались «серые дхары»…
Он вновь о чем-то задумался, потом повторил: – Да, ты пришел, Фрол, и мы рады тебе. Но ты пришел не в обычный день. Это странно…
Фрол удивился. Он сообразил, что сегодня среда. Ни церковных, ни даже светских праздников в этот день не намечалось.
– Сегодня Гхелов день, – сказал Вар, укоризненно покачав головой. – Вы уже забыли об этом там, среди мосхотов. В этот день погиб Гхел Храбрый… Это день скорби, но вместе с тем и день нашей надежды. . Мы поговорим и об этом, но вначале я хочу послушать тебя. Мне кажется, Фрол, ты пришел к нам не просто с новостями о здоровье Президента. Но, учти, я умею отличать правдивую речь от лживой.
– Вот ёлы! – возмутился Фрол. Он пытался говорить по-дхарски правильно, но «ёлы» поневоле сорвалось с его языка. – Вар-гэгхэн, да зачем мне врать-то! Стоило через полстраны ехать!
– Я не гэгхэн, – улыбнулся старик, – я здесь вроде… Кажется, по-русски эта должность называется «завхоз». Вижу, что ты не будешь лгать, Фрол. Я стар и умею распознавать людей. Но я должен был сказать тебе об этом… Слушаю тебя, сын Астфана…
Фрол заранее заготовил небольшую речь, в которой вкратце суммировал бурные события в стране за последний год. Получилось не особо гладко, но в целом он справился с этой непростой задачей. Старик слушал внимательно, не перебивая, но, когда Фрол, удовлетворенно вздохнув, замолчал, вновь усмехнулся, покачав головой: – Это дела мосхотов, Фрол. Ты напрасно радовался смене власти. Цари мосхотов будут всегда враждебны нам. И если это все новости, то не стоило везти их так далеко. Но ведь это не все, правда? Ты видел и узнал куда больше, иначе ты бы не стал ехать, как говорят мосхоты, за тридевять земель…
Вначале Фрол решил смолчать. В конце концов, то, что произошло с ним в последние месяцы, едва ли могло как-то касаться этого старика. Он уже хотел было перевести разговор на движение дхарского возрождения «Оллу Дхор», открытие первой дхарской школы в Сыктывкаре и готовящееся переиздание дхарского словаря. Но старик взглянул ему прямо в глаза – и Фрол решился. Торопясь, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, он рассказывал обо всем, начиная со страшной ночи у Белого Дома. От волнения Фроат то и дело переходил на русский, но старик слушал не перебивая, лишь время от времени кивая головой, как бы приглашая Фрола продолжать. Лицо его оставалось невозмутимым, только глаза вспыхивали, выдавая скрытый огонь. Лишь когда Фрол рассказал о таинственном князе Семене и Первом Канале, по которому к Владыке Молний шли автоматы, Вар вдруг жестко усмехнулся и, жестом остановив Фрола, открыл тяжелую книгу.
– Мы знали это, сын Астфана, ~ проговорил он, листая большие твердые страницы. Фрол с удивлением понял, что книга написана на бересте. – Вот, смотри. Это писалось еще при жизни Гхела.
Он показал дхару страницу, испещренную странными знаками. Фрол лишь покачал головой: он не знал древнего дхарского письма.
– Я прочту, – понял его затруднение Вар и не спеша начал, произнося слова в непривычном мерном ритме: – «В год Черной Рыси, в десятый год княжения Гхела достославного, мужа доблестного, вновь пришел безбожный Сумх, князь мосхотский. И привел он с собою войск бесчисленное количество и пеших, и конных, и срубил ладьи на реке Пех-ре, и повел воинов своих прямо к Дхори Арху. И продал он душу тому, кого поминать здесь не будем, и получил взамен огненные молнии. И поражали те молнии богатырей дхарских, и доспехи пробивали, и стены жгли. И хвалился князь Сумх дхаров покорить, князя Гхела в полон взять, а Дхори Арх по камню раскидать…» Старик закрыл книгу и помолчал. Затем, вновь отложив рукопись, кивнул Фролу, прося его продолжить.