Взаперти

Сегодня на вокзале было особенно холодно.

– Один билет, пожалуйста.

У касс обычно не протолкнуться. Я ненавидел такие места, где тебе вечно дышат в затылок. Обычно это делаю я. Но сейчас я не был собой. Точнее, так, я был не тем, кем был последние десять лет. Я бежал от себя и прошлого.

– Один билет до Нью-Дема. 7-й вагон, – сказал женский голос из небольшого окошечка. Рука с неровно выкрашенными ногтями протянула мне билет.

Я не любил поезда. Но самолёты не любил больше. Из них невозможно сбежать.

– Один билет,

Этот тип сейчас возьмёт купе рядом со мной.

– Один билет до Нью-Дема, – повторили ему из окошка. – 7-й вагон.

Точно.

Я всегда изучал соседей у кассы. Если мне не нравилось что-то или вызывало хоть толику подозрений, я мог взять и другой билет.

– Тоже до Нью-Дема? – повернулся ко мне этот парень с вылизанной донельзя прической.

– Да, – ответил я, – до Нью-Дема.

– Значит, вместе поедем.

– Значит, вместе, – окинул я его взглядом.

Аккуратный костюм, не из дешёвых, начищенные ботинки, белые манжеты и запонки на них. А ты не похож на здешних, да, парень? Кто ты?

– Михаэль Полянский, – представился он, будто прочитав мои мысли.

– Эд Берроу, – ответил я.

– Очень приятно, мистер Берроу, – протянул он мне руку, из которой тут же выпал билет.

Какой неуклюжий тип, подумал я, зато не карманник. Он поднял билет.

– Всё хорошо? – спросил я, смотря, как его пальцы дрожат.

– Защемило, наверное, между лопаток, – он сжал и разжал кулак, – бывает такое.

Странный был этот Полянский. Я не любил никакую странность, от неё всегда ждёшь беды.

Нью-Дем был городком развлечений и небывалых свобод. Кто-то сказал, это рай на земле. Для меня же это было единственным местом, где можно было залечь на дно и спокойно обналичить деньги или перевести их на счёт в любой из банков страны. Без лишних вопросов, без лишних проверок. Такой был Нью-Дем.

Город держали мафиози. Нет, конечно, сейчас это были серьёзные люди, но раньше, лет тридцать назад, они просто заселились в этот городишко и начали скупать в нем всё – от магазинов до фабрик. А тот, кто скупает рабочие места, подчиняет себе и людей, а вместе с людьми и законы. Я никогда раньше там не был, только слышал об этом городе прав и свобод. Его ещё называли городом грешников. Я всегда думал о нём как о месте, куда бы хотелось сбежать, всегда держал его в уме. Размышляя о нём в двух ключах: «видит бог, как бы туда хотелось» и «не дай бог, чтобы пришлось». К сожалению, сейчас был второй вариант. В Нью-Дем приезжали люди обналичивать как свои, так и наворованные деньги, но это даже не важно, а важным было то, что половину они спускали там же: в местных казино, магазинах и разных злачных местах. Куда же без них. Да и какая, собственно, разница, кто заберёт твои грязные деньги? Чистых там не было ни у кого. В общем, город-рай богател с каждым днём.

Я вёз с собой спортивную сумку, в которой помимо вещей был пистолет, немного наличных и дорогие часы – всё, что осталось у меня от той жизни. Всё, чего должно было мне хватить на первое время. Этот холёный тип был с одним дипломатом, и хоть внешне он походил на интеллигента, я бы не удивился, если б в его чемодане лежал кольт и несколько стопок купюр.

– Мы раньше нигде не встречались? – спросил он меня перед лентой просмотра багажа.

– Не думаю, у меня отличная память на лица.

«Хотя, может, и встречались. Вот только где?» – подумал я.

– Значит, показалось, – сказал он.

Я положил сумку на ленту и следил за взглядом контролёра. За этим очень важно проследить. Если человек не меняется в лице, а в глазах его читается алчный проблеск, значит, он сдаст тебя сразу, как только ты сядешь в вагон. Обычно в соседнее с тобой купе сажали шулера, который мог с лёгкостью тебя обчистить этой же ночью. Но если взгляд у проверяющего такой, как сейчас, то волноваться было не о чем.

Он сам меня испугался, это было видно по его лицу и рукам (одну из которых он вытер о брючину) и по ходячему вверх-вниз кадыку. Пистолет разглядел, понял я.

Мы вышли на станцию. Позёмка чуть покрывала перрон. Ветер поднимал её с пылью. В моём городе снегом ещё даже не пахло, обычная поздняя осень, а тут он уже над тобой нависал, будто замирая в воздухе, – это ветер держал его над головой.

– Как быстро похолодало, – повернулся ко мне Полянский, крича сквозь нарастающий ветер, кутаясь в лёгкий пиджак.

И правда, вроде вчера только было тепло. Как быстро менялась погода.

– Это невозможно! – ворчал какой-то мужчина рядом. На нём были песочного цвета ботинки и такой же бежевый плащ. Человек был в небольших очках и походил на учителя, одним словом, ботаник. – Мало того что я заплатил за один билет дважды, так теперь не знаю, куда его подевал! Ах, вот же он.

Мужчина достал корешок твёрдой бумаги. Контролёр посмотрел на него и кивнул.

Поезд был дальним и, кажется, набирал пассажиров на каждой следующей станции. Мне это не очень-то нравилось. Чем меньше людей, тем лучше.

Двери в купе накрепко закрывались, и это было хорошо.

– Увидимся в ресторане, – сказал мне Полянский, когда мы дошли до своих мест.

– Конечно, – открыл я дверь.

Как же, подумал я, закрывая её за собой.

Передо мной – место и стол.

Я стряхнул с ворота редкий снег, снял куртку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Как здорово, что удалось попасть в купейный вагон.

Спортивная сумка лежала под полкой рядом, а я всё не верил, что слежки нет. То, что лежало там, в потаённом кармане, чуть не стоило мне жизни, по крайней мере, сам я стоил гораздо дешевле. Но избавиться от этого уже не мог. Да и зачем? Когда всё уже случилось и пути назад никакого.

По покрытому позёмкой перрону ходили тени спешащих людей, то проявляясь в столбах поднимаемой пыли, то исчезая опять. Как-то резко стемнело. Всё небо заволокло.

«В каждом облаке есть просвет», – так любил говорить мой отец. Сейчас и просвета не было видно.

Скорей бы уже уехать, скорей бы оставить всё позади. Затеряться в этом проклятом мире, чтобы никто тебя не нашёл и ты никого не видел. Я подумал о бедной Лиан и тут же осёкся. Не сейчас, я вспомню о ней потом. После. Когда приеду. Сниму недорогой номер в одной из гостиниц Нью-Дема, закажу себе старого виски и, смотря в янтарный просвет, буду думать о ней.