Взбаламученное море
Шрифт:
— Не отставай, Бога ради, не отставай! — говорил он ей с обыкновенною своей торопливостью.
— Иди уж сам-то! — отвечала та ему с досадой.
У Бакланова, по-прежнему, начались поддельные восторги.
— Евпраксия, посмотри, ведь это полисмены! — восклицал он радостно, как бы увидев братьев родных.
Затем они сейчас же попали в совершенно сплошную массу народа.
— Где ж мы с братом увидимся? — спросила Евпраксия.
— Он хотел прийти в русское отделение, — отвечал Бакланов.
— Ну,
— Боже мой, как скудно и бедно наше отделение! — начал опять восклицать Бакланов. — Турция, посмотри, — и то какое богатство сравнительно с нами.
— Не кричи, пожалуйста! здесь все ходят молча! — возразила ему Евпраксия, а потом, взглянув вдаль, прибавила с удовольствием: — А вон и брат!
Сабакеев в самом деле подходил к ним с Басардиным.
— Madame, угодно вам руку? — сказал последний.
Евпраксия, хоть и не с большим уодовльствием, но подала ему руку.
Бакланов пошел с Сабакеевым.
Евпраксия несколько раз обертывалась к ним и заметно прислушивалась к их разговору.
— Мне бы очень хотелось, ужасно!.. — говорил Бакланов.
— Куда это вы собираетесь? — спросила она, наконец не утерпев.
— Так, ужо, в кофейную, на одно представление, — отвечал ей муж.
— Хорошо, я думаю, представление…
— Не бойся, в худое место не заведу его, — сказал с улыбкой Сабакеев.
— Боюсь, что ты более чем в худое заведешь, — сказала с ударением Евпраксия.
После обеда Бакланов вдруг пропал, так что Евпраксия и не видала — когда. Это ее заметно встревожило. Она часов до двенадцати его дожидалась.
Наконец он возвратился, очень, по-видимому, веселый и довольный.
— Где ты был? — спросила она.
— У наших эмигрантов, — отвечал Бакланов с самодовольством.
— Зачем же тебе это так понадобилось?
— Во-первых, они сами пожелали меня видеть.
— Я думаю! — отвечала Евпраксия насмешливо: — что ж у тебя может быть с ними общего?
— Как что общего?
— Да так: ты их не старый знакомый, не революционер; ты простой, обыкновенный человек, помещик, значит, лицо ненавистное им.
— У них не я один, а все бывают.
— Это-то и глупо: люди печатно говорят, что они в Бога не веруют (при этих словах все лицо Евпраксии вспыхнуло), называют все ваше отечество нелепостью, вас — гнилым, развратным сословием, а вы к ним лезете.
— Это значит, нельзя быть знакому ни с одним сатириком! — произнес с насмешкой Бакланов.
— Какая уж тут сатира; они прямо мужикам говорят, чтобы они топоры брали и головы рубили вам. Наконец, они раздляют их убеждения, так и действуйте так; а то дома кресты и чины получат готовы, а к нему приедут — вольнодумничают;
Бакланов как-то мрачно слушал жену.
17
Заговор зреет
С огромной лестницы срежнего здания Хрустального дворца сходили наши путешественники.
Рядом с Евпраксией шел Басардин. Он, видимо, старался быть умен и любезен.
— Вот это Европа! Чувствуешь, что на высшей точке цивилизации находишься, — говорил он.
В это время Блонден шел уже по канату, по крайне мере на высоте пятидесяти саженей.
Евпраксия взгянула вверх и отвернулась.
— Что ж, вы уж и испугались? — сказал ей Басардин насмешливо и в то же время с нежностью.
Евпраксия шла, ничего ему не ответив.
Басардин старался нагонять ее и итти с ней рядом.
— Это уже несчастие русских, — говорил он: — что мы не можем и не хотим ни на что взглянуть прямо.
— Что ж тут приятного смотреть прямо? — проговорила она.
— Я не про это говорю, а про другое, — отвечал Виктор лукаво.
— Не знаю, про что вы говорите, — сказала ему почти сердито Евпраксия.
— Я говорю, — продолжал Виктор, понижая голос: — что вы вот, например, несчастливы в вашей семейной жизни, а между тем остаетесь верны вашему долгу.
Евпраксия сначала было рассердилась, а потом рассмеялась.
— Вы ужасно глупы, извините вы меня! — проговорила она.
Басардина при этом только слегка передернуло. Впрочем, он сейчас же поправился и с насмешливой улыбкой продолжл следовать за Евпраксией.
С Баклановым, между тем, шел Галкин.
— Вам всего достанется каких-нибудь двести или триста штук… — толковал он.
— Тут не в количестве дело!.. — возражал Бакланов.
— Вам все это в пояс уложат, — объяснял Галкин: — ведь пояс нигде не осматривают, согласитесь с этим.
Бакланов молчал.
— Не понимаю я вашего дела, господа, как хотите! — произнес он наконец и покачал с грустью головой.
— Земскую думу надобно собрать!.. Согласитесь, что без этого нельзя.
— А потом что?..
— А потом разложение и федерация…
Бакланов усмехнулся и задумался вместе.
— Ну, так до свидания! — сказал Галкин.
— Вы куда? — спросил его робко Бакланов.
— В топографию.
— А Сабакеев там?
— Там; с утра сидит…
Галкин ушел.
Бакланов остался в сильно-мрачном настроении. К вящщему его неудовольствию, он увидел вдали Петцолова, который прямехонько шел на него.
— Bonjour! — говорил он, дружески подходя и протягивая руку, как будто бы между ними ничего неприятного не было. — Вы знаете, что произошло с madame Леневой? — начал он сейчас же.