Взгляд с обочины 2. Хисиломэ
Шрифт:
Рингвайрэ чуть качнул головой, не спеша заходить под навес:
– Я бы хотел поговорить с тобой. Это не займёт много времени.
Куруфинвэ нахмурился удивлённо и недовольно одновременно, став настолько похож на Феанаро, что Рингвайрэ вдруг снова засомневался в принятом решении. Ненадолго, впрочем. Куруфинвэ шевельнулся, и сходство исчезло:
– Думаю, это подождёт. Что бы это ни было.
– Нет, не подождёт.
– Рингвайрэ сам удивился, насколько легко оказалось спорить с лордом. Раньше если приходилось настаивать на своём, он всегда подолгу выбирал нужные формулировки, и всё равно потом в ладонях
Куруфинвэ не сделал ни того, ни другого. Махнул рукой раздражённо:
– Тогда говори уже и садись. У нас нет времени на эти игры!
Рингвайрэ оглядел собравшихся мастеров и пожал плечами. По крайней мере, он пытался.
– Я хотел сказать, что работать на этой стройке больше не буду. Гранитный карьер закрыт, камня для строительства хватит. Отчёты тебе передадут. На новый карьер я не поеду.
На него неверяще обернулись все, даже те, кто до сих пор перерисовывал пометки с карты за спиной Тьелперинкваро. Наверняка, до некоторых уже доходили слухи о возврате присяги, но это всё равно было слишком. Рингвайрэ чуть улыбнулся, думая, что ещё недавно и он сам не поверил бы, что решится на что-то подобное.
Куруфинвэ, однако, молчал, и головы начали опасливо оборачиваться к нему. В полной тишине лорд поднялся, немного побледневший от ярости, отшвырнул карандаш:
– Ну и катись отсюда! – карандаш жалобно стукнул о камень и отскочил в снег.
– Вон из лагеря! Если я ещё раз тебя здесь увижу…
– Я понимаю, - равнодушно кивнул Рингвайрэ. Развернулся и пошёл назад в уже успевшие сгуститься сумерки.
Куруфинвэ шумно выдохнул, и некоторые из зрителей выдохнули вместе с ним. Остальные ещё не было уверены, что можно. Он прошёлся в одну сторону нервно, в другую. Резко развернулся ко всем:
– Чего молчите?! Всё решили уже? Знаете, что делать?! Продолжаем!
Тьелпэ кивнул и продолжил доклад, как ни в чём ни бывало. Куруфинвэ раздражённо ходил взад-вперед под опасливыми взглядами присутствующих. Слушали все явно очень внимательно. Хорошо хоть основное всё успел рассказать до инцидента. Наконец, Тьелпэ изложил всё, что собирался, подвёл итоги — мастера, на чью долю выпало забирать оставшийся гранит, даже записали — и замолчал. Куруфинвэ, как будто не заметив этого, продолжил мерить шагами навес, то сжимая кулаки, то принимаясь остервенело теребить кольцо на пальце.
Дважды пропустив отца мимо себя, Тьелпэ наконец нарушил тишину:
– У меня всё. Есть какие-нибудь вопросы?
– Вопросы? – Куруфинвэ резко обернулся, и остальные тут же передумали что-то спрашивать.
– Какие тут вопросы?! Это не последняя зима в Эндорэ! У нас теперь ещё и лагеря нет! А вы что творите?! Совсем строить разучились? Не можете несколько рядов камня ровно положить! Фундамент проседает, дефекты в камне пропускаете! Никак запомнить не можете, что раствор нужно держать тёплым! Мне что, самому все делать?! Или вам безразлично, где будут жить ваши семьи? И какие стены их защитят, когда однажды ночью придут орки! Почему я один об этом думаю?!
– Лорд, мы понимаем… – опрометчиво попытался ответить за всех Халион, но Куруфинвэ не дал ему договорить:
– А если понимаете, то когда начнёте работать?!
–
– Завтра с утра я жду только тех, кто будет работать! Остальные пусть катятся из лагеря хоть к Нолофинвэ, хоть к Моринготто! Терпеть разгильдяйство я больше не стану!
Последовавшую тишину мастера справедливо истолковали как сигнал о завершении совещания и стали молча расходиться. Под навесом остался Тьелпэ, размышляя, можно ли уже подходить или лучше выждать подольше, пока отцу надоест пинать столы, и Куруфинвэ, который сперва сел за стол, потом вскочил, отшвырнул скомканный лист, прошёлся взад-вперёд, снова уселся, снова вскочил.
Зыркнул на сына: “Тебе что, отдельное приглашение?!” – и Тьелпэ послушно испарился следом за остальными, придя к выводу, что конструктивных указаний на завтра пока что не будет.
На безопасном расстоянии от навеса всё ещё толпилось несколько мастеров, возбуждённо переговариваясь и спрашивая друг друга, что теперь делать и будут ли утром более чёткие инструкции. Кто-то, видимо, из наименее опытных, осторожно возмущался огульностью обвинений, при том что виновные точно известны. Включаться в обсуждение Тьелпэ не стал, просто прошёл мимо, услышав ещё, как Вельвелоссэ философски предложил всем разойтись отдыхать до утра и дать расстроенному лорду успокоиться.
***
Через пару часов в шатёр пришёл и Куруфинвэ. Молча зашёл, снял плащ, принялся стягивать сапоги. Тьелпэ обернулся только, говорить тоже ничего не стал. Молча долил воды в чайник на жаровне.
Куруфинвэ бросил сапоги в угол, пересёк шатёр и сел на постель рядом с жаровней. Сказал мрачно, не глядя на сына:
– Ложись спать.
– Завтра с утра есть что-то срочное?
– У нас куда ни глянь, всё срочное. А что, ты куда-то собрался?
– Нет. Я хотел уточнить, что ещё нужно сделать. Потому что с нивелиром пока работы мало будет.
Куруфинвэ потёр висок, морщась, и Тьелпэ хотел было добавить, что это терпит, по меньшей мере, до утра, но не успел.
– Мало работы? – неприятно переспросил Куруфинвэ. – Ничего, займёшься координацией. На какой участок чего и сколько подвезти, куда переводить рабочих, где мне лично нужно проконтролировать. Завтра-послезавтра походишь со мной, потом мне окончательно некогда станет лично водить каждого за ручку. Тем более, когда новый карьер откроется.
Тьелпэ помолчал, пытаясь уложить в голове внезапные новости. Нет, до какой-то степени он всё это представлял себе, и при проверках с нивелиром временами отвлекался на что-то подобное, но одно дело иногда и частично…
За завтра-послезавтра будет время разобраться немного подробней.
Он кивнул и спросил о другом:
– Кого ты думаешь отправить на новый карьер?
Куруфинвэ снова поморщился, ковыряя пальцами непослушную пуговицу, которая никак не хотела вылезать из тесной петли. В итоге просто рванул рубашку с силой, пуговица отлетела, стукнувшись где-то о доски. Остальные, устыдившись, в петли лезли покорно и быстро. Рубашка полетела куда-то в сторону корзины для грязной одежды, но чуть-чуть не дотянула и угнездилась на полу — ярким почти белым пятном. Тьелпэ проводил её взглядом, и снова обернулся к отцу. Тот помолчал ещё, потирая плечо с невесть откуда взявшимся синяком и ответил коротко: