Взгляд василиска
Шрифт:
"В квартире четверо, значит, пятый на улице".
– А потом я его убью, – с "приятной" улыбкой на чувственных, несколько даже женственных губах сообщил "красавчик" Поль. – Он ведь тоже Князя оскорбил, и то, как ты будешь обслуживать негров на африканских рудниках, он уже не увидит.
"Любят господа бандиты драмы… Теперь понятно, какой сволочью были все эти рыцари Марки…" [21]
– Я… – снова, каким-то хриплым, "больным" голосом повторил Илья, проверяя реакцию бандитов, но на него уже никто внимания не обращал.
21
Имеется в виду сказание о Тристане и Изольде. Конкретно то место повествования, где Король Марк обнаруживает, что его жена Изольда ему не верна и, желая ее примерно наказать, приговаривает к сожжению на костре, но пришедшие к нему прокаженные предлагают королю другой вариант наказания: отдать им Изольду на поругание (быть им общей женой).
"Любители… "
– Ну, что, Зоинька, – холодным деловитым голосом сказал Поль, явно работая на публику. – Чего резину тянуть! Давай, раздевайся!
– Мерзавец! – выплюнула Зоя.
– А ты думала! – рассмеялся Поль. – А ну, быстро! – тон его опять изменился, но теперь в нем действительно звучали похоть и жестокость. – Снимай трусы, сука! И поворачивайся задом, а то хуже будет!
"Пора", – Илья в это мгновение явно выпал из поля зрения всех четверых, поэтому никто и не заметил, как он плавно сместился в пространстве, сразу оказавшись рядом с бандитом, сторожившим дверь в спальню, и ударом щепотью в кадык отправил его к праотцам. Впрочем, плавно не значит медленно. Все это – движение в сторону, удар, поворот с одновременным перехватом руки уже умершего, но все еще не упавшего человека – произошло стремительно и практически незаметно для окружающих, оказавшихся всецело захваченными больным любопытством подонков, оказавшихся участниками группового изнасилования. Поэтому и второй бандит, тот, что стоял у окна, умер, так и не узнав, что же с ним случилось. А случилась с ним одна очень простая и крайне неприятная для него вещь. В перехваченной Ильей руке первого бандита был зажат Глок с глушителем, вот девятимиллиметровая пуля из этого самого пистолета и разнесла блондинистому гавнюку череп. Только и всего.
Вот теперь его, наконец, увидели, но тот, что сторожил дверь в коридор, оказался на редкость неловким сукиным сыном, а увлекшийся своей "сексуальной игрой" красавчик Поль был сейчас безоружен. Ему еще надо было потратить время на то, чтобы сообразить, что – черт возьми – здесь происходит, и адекватно отреагировать на изменившиеся обстоятельства жизни. В результате, не успевали оба. Выстрелив в первый раз, Илья сразу же выдернул пистолет из мертвых пальцев, снова развернулся, одновременно уходя с линии огня, которая, на самом деле, так и не возникла, и выстрелил снова. Остальное было уже относительно простым делом. Он успел к Полю раньше, чем тот выхватил из-за спины спрятанное под пиджаком оружие и одним ударом в лоб отправил его в объятия морфея. Все было кончено раньше, чем Зоя успела хоть что-нибудь понять.
– Найди веревку, – жестко приказал он, чтобы вывести ее из ступора. – Или шнур, провод… Что-нибудь. Быстро!
Зоя вздрогнула, глянула на него ошеломленно и опрометью выскочила из комнаты. На самом деле, никакая веревка Караваеву была не нужна. Четыре брючных ремня в опытных руках вполне могли заменить ручные и ножные кандалы. Поэтому, когда через пять минут она вернулась, неся в руках шнур от штор в спальне и какую-то жалкую веревочку из тех, которыми перевязывают пакеты, все было уже кончено. Поль лежал, связанный по рукам и ногам, и с кляпом во рту, а трупы его быков были обысканы и освобождены от документов, оружия и денег, а сам Илья выровнял, наконец, сбитое "акробатикой" дыхание и перетерпел приступ боли в боку.
– Вот, – сказала Зоя, входя в гостиную и показывая Илье свои находки.
– Спасибо, – кивнул Илья. – А теперь выпей коньяка, отдышись, и иди к Веронике. Сюда не заходи и вообще из детской ни ногой! Это приказ. Ты меня поняла?
– Да, – как-то совершенно по-детски кивнула Зоя.
– Молодец, – похвалил ее Илья, понимая, что пережитый всего пару минут назад ужас так просто ее не оставит. Он еще вернется, и сейчас важно было сделать так, чтобы его возвращение не оказалось для Зои фатальным.
Он быстро подошел к столу, налил в первый попавшийся под руку бокал коньяк почти до краев, и кивнул на него женщине:
– Пей! И без разговоров!
Она и не спорила. По-видимому, его тон и властная манера говорить, с которой Зоя еще не сталкивалась, подействовали на нее самым положительным образом. Она не стала ни о чем спрашивать, и на трупы не таращилась – "Приходилось видеть?" – а молча подошла к столу, взяла бокал и молча выпила его залпом. Потом постояла секунду, опираясь на столешницу и мотая головой, как будто пыталась вытрясти из волос, набившийся туда сор, и, едва только немного пришла в себя, сразу же схватила оставленную Ильей пачку "Ахтамара". Но руки ее не слушались, и Зое пришлось потрудиться, чтобы вытряхнуть сигарету – Илья не вмешивался – но с этим она, в конце концов, справилась, но только для того, чтобы вдруг застыть с зажатой в ощутимо дрожащих пальцах сигаретой, словно не знала теперь, что делать дальше.
Караваев щелкнул зажигалкой и дал ей прикурить.
– Еще хочешь? – спросил он, имея в виду коньяк.
– Нет, – мотнула она головой и посмотрела ему в глаза.
Ну что сказать? Все, что она не могла ему сейчас рассказать о своей жизни, и все, о чем хотела бы спросить, но не спросила, все это было в ее взгляде. А остальное Илья вполне мог домыслить и сам.
– Иди, – сказал он. – Разрешаю тебе сходить на кухню, – усмехнулся Илья. – Завари себе чай, или кофе свари, и иди к Веронике. И ни о чем не думай, это теперь мои заботы.
– Твои… – Зоя обвела гостиную долгим взглядом, как будто пыталась ее запомнить, или, напротив, вспомнить, потом задержала взгляд на все еще находящемся без сознания Поле, и, подойдя к нему вплотную (ей и идти-то, было – два шага сделать), остановилась над ним на мгновение и неожиданно резко и сильно ударила ногой в пах.
Удивительно, как много дел можно сделать за полтора часа. Но это факт, и за полчаса можно успеть не меньше, просто тогда нужно "бежать", а Илья никуда не торопился. Убраться из дома им следовало до рассвета, но "до" не означает немедленно. И, следовательно, времени у них – а значит, и у него – было более, чем достаточно.
Первым делом он убил "пятого". Водитель, как и предполагал Илья, сидел в Дончаке, курил и слушал какую-то незатейливую современную музыку. Он был настолько уверен в своих комбатантах, [22] что даже не следил за подъездом дома. Караваеву не пришлось ни ловчить, ни прятаться. Не надо было только шуметь и совершать резких движений. Последнее было даже важнее первого. Музыка в салоне автомобиля гремела так, что этот рыжий мудак не услышал бы даже перестрелки. А вот на резкое, выбивающееся из фона движение он, пожалуй, мог и среагировать. Но Илья ему такого шанса не дал, и все закончилось, по сути, не успев и начаться. Единственным неудобством оказалось то, что труп пришлось оставить в машине. Ну не тащить же его, в самом деле, через пустынную улицу в дом! Какой-нибудь полуночник вполне мог оказаться в это время у окна. Поэтому Илья только перетащил тело назад и, уложив за задними сидениями, прикрыл найденным тут же брезентом, чтобы Вероника его не увидела и не испугалась.
22
Комбатант– лицо, входящее в состав вооруженных сил воюющей стороны и непосредственно принимающее участие в военныхдействиях. Происходит от франц. combattant– "воин, боец".
Уладив, таким образом, дела с на улице, Караваев вернулся в дом и занялся, как раз успевшим придти в себя, "красавчиком" Полем. Тип этот был тертый, так что, очнувшись после "нокаута", наверняка, осознал, в какое дерьмо влип, и естественно попробовал "пободаться". К тому времени, когда Илья вошел в гостиную, "красавчик" успел уже добраться до стола, но освободиться от пут, разумеемся, не смог, точно так же, как и вытолкнуть языком кляп, прижатый к губам его же собственным носовым платком. Минуту или две, Илья стоял над ним, ничего не говоря, а, только внимательно рассматривая, покрытое потом лицо и бешено вращающиеся глаза, силящиеся вступить с ним в разговор. Потом так же молча вышел из гостиной, прошел в спальню, где на трюмо лежал большой маникюрный набор Зои, и заговорил только тогда, когда снова подошел вплотную к лежащему на ковре Полю.