Взгляни на дом свой, путник!
Шрифт:
Ладонь у него была сухая, горячая.
– Евреи – что… – произнес он напоследок. – Евреи отовсюду бегут. А вот если цыгане поднялись – хана! Верная примета.
– Да, – замялся я, – потратили столько денег Ну почему вы едете именно в Израиль? Могли бы себе купить ну… Америку, Австралию.
– А что? Евреи тоже люди, – произнес он. – Еще моя бабка говорила: хочешь жить нормально – клейся к евреям. Недаром Гитлер нам яму копал так же, как и им. Так что ешь, брат.
«Это какой-то дурдом, – думал я, продолжая на халяву потягивать баночное пиво. – Цыгане в «ягуарах», кооператоры из Харькова в «вольвах»… В братья свои меня определил.
С сытостью ко мне подкрался и сон. Теплый ветерок бережно трогал мое лицо, нежно лизал руки. Стараясь не разогнать дремотного состояния, я направился в салон, забрался в первое свободное кресло и уснул.
Спал недолго, но вполне достаточно. Стекла салона занялись белесыми разводьями, насыщаясь прямо на глазах. Половина седьмого. Из разговоров вокруг я понял, что надо идти к администрации парома получать отобранные при посадке паспорта. Я решил, что паспорт получить успею, а первая в жизни встреча с Землей обетованной не повторится никогда, и, прихватив карманный радиоприемник, вышел из салона.
На пустой палубе, прильнув спиной к рубке, стоял старик-инвалид. Вздыбленные на костылях плечи, склоненная набок взлохмаченная голова и слабое сухонькое тело издали придавали старику сходство с распятым Христом. Приблизившись, я обратил внимание, что руки старика, согнутые в локтях, были молитвенно обращены вверх, веки опущены и лишь сухие губы оживляли его скорбную фигуру. Губы шептали беззвучные слова. Я не понимал их, я догадывался. Вдали, но уже вполне различимо, каменела горная гряда. Одну вершину помечали два мусульманских минарета, а другую венчали два внушительных строения.
Чуть усилив звук радиоприемника, я слушал продолжение рассказа, что вещала на русском языке «дикая» любительская радиостанция. Покончив с краткой справкой по истории Израиля, энтузиаст-радиолюбитель приступил к видовой экскурсии специально для вновь прибывающих в эту страну. «Прямо по ходу корабля вы видите гору Кармель, вернее, это система довольно высоких холмов. Вершину одного из них украшают два небоскреба «Дан-Панорама», в которых размещены торговый центр, гостиница и множество увеселительных заведений. Справа – мусульманская мечеть, а далее – высотное здание Хайфского университета. На склоне горы можно различить купол Бахайского храма, левее и ниже – черный куб военного супермаркета…»
Старик поднял изможденное лицо. От кроткого выражения не осталось и следа.
– Закройте свое радио. Выбросите его в воду! – сверкнул он гневными глазами. – Ничего не понимаете? Или вы просто слепец?
Я вырубил звук своего карманного приёмничка и смущенно улыбнулся. Меня охватил стыд. Десятки раз я рисовал себе встречу с этой землей, по-разному, как в детской сказке. И вот, когда наступает это мгновение, я, как провинциальный турист, прильнул к приемнику. Конечно, было оправдание – я слушал объяснение доброго гида, но все равно – это кощунство. Надо замереть. Надо впитывать всем существом уникальность мгновения…
Из воды, как из преисподней, с неотвратимой мощью ко мне приближался не город, нет, не материк, не континент. Ко мне приближалась Земля обетованная. Осознав это, я почувствовал острую пустоту, точно провал в воздушную яму.
– Извините, – пробормотал я.
– Вот она какая. – Лицо старика вновь обрело кроткое выражение.
Мы молча смотрели вперед. Мгновение экстаза, пронзив меня, ушло, оставив после себя чистое любопытство. И ничего больше, никакого волнения. Казалось, паром стоит
Кажется, и старик уже пришел в себя. Он отпрянул от рубки и стоял опершись на костыли.
– Вы уже получили свой паспорт? – спросил я, имея в виду малолюдность палубы.
– Паспорт? Как – паспорт? – В голосе его звучал тот же испуг, что и в ночном аэропорту.
– Здрасьте, – ответил я. – А где все пассажиры? Или они все попрыгали за борт и вплавь отправились к берегу? – В моем голосе звучали расхристанные одесские интонации.
– Где же люди? – озадаченно проговорил старик, оглядывая палубу, на которой слонялось несколько иностранцев – у них почему-то паспорта не отбирали.
– Дайте ваш квиток. Я получу свой и ваш паспорт, – предложил я.
Старик насторожился.
– Я не босяк, папаша. Я такой же еврей, как и вы.
– Да, вы, наверное, приличный человек, – вздохнул старик, не без опаски вытягивая из ветхого кошелька бумажку, полученную нами взамен паспорта при посадке на паром. – Увы, босяки-евреи не такая уж редкость, – добавил он со значением.
Вернувшись обратно, я заметил в его глазах явное облегчение.
– Что они сказали? – спросил он.
– Кто?
– Те, кто отдали паспорт… Обычно ТАМ мне всегда что-то говорили. Или думали.
– Они сказали «Счастливого пути!», Наум Лазаревич. – По дороге я заглянул в паспорт старика.
– Счастливого пути, – проговорил старик. – Знали бы они, к кому я еду… Сам я из города Барановичи. Вы слышали о городе Барановичи?
Я кивнул; я слышал о городе Барановичи.
– Так вот, худо-бедно жила семья. Сам я бухгалтер, жена умерла, осталась дочь. Что вам сказать, девочка-красавица. Это не я говорю, люди говорят. Вся в покойницу жену, пусть земля ей будет пухом. Словом, девочка вышла замуж за инженера. Хороший с виду парень, еврей, родители – врачи. И взбрело ему в голову уехать. Что? Куда?! Хорошая квартира, три комнаты. И я при детях. Нет, поехали. Поднял всю свою мешпуху. Все ходят ко мне, уговаривают, я стою, как крепость на Волге. Куда? Зачем?! Словом, они уехали без меня. Вывезли все. Четыре контейнера. Дома остались голые стены. На нервной почве у меня отнялись ноги, и я пересел на костыли. Сами понимаете – то удобство… Словом, через два года получаю от дочери письмо за письмом: «Папа, приезжай, я не могу без тебя!» Оказывается, тот босяк ее бросил, с ребенком. Как вам это нравится? Я сказал, что это мне не нравится.
– А какому отцу это понравится?! – горячо воскликнул Наум Лазаревич. – Я вам скажу, что в Барановичах евреям было неплохо. Честно. Было неплохо. Конечно, не то что до войны. До войны там вообще: лузгаешь семечки – попадаешь в еврея. Но и после было неплохо. Конечно, было, было, что и говорить. А где не было? Еврей есть еврей. И жить он должен там, куда мы плывем, головой я понимаю. Но я же привык к Барановичам… А тут история с этим негодяем, ее мужем. Ее бывшим мужем, простите меня… Так я поднялся и поехал…