Взгляни на птиц небесных
Шрифт:
– Вы ничего мне не должны, – пожала плечами Элоди. – Я ни о чем вас не просила.
– Элоди! – укоризненно сказал Мусса. – Мы вроде договорились о чем-то?
– Элоди, извини, я неправильно выразился, – попытался исправиться Марат. – Два пышущих дурным тестостероном мужика прибыли в твое распоряжение. Готовы быть использованы тобой по любому назначению.
– Дядя Мусса, а ты сам велнулся и длуга привел? – подошла к ним девочка.
– К сожалению, он мне не друг, – улыбнулся Мусса. – Он – мой приставучий и донимучий младший брат.
– А у меня нет блата. Я плосила у мамы, но она говолит, что нельзя достать блата, если нет папы. Может кто-нибудь из вас побудет немного папой, чтобы мама смогла достать мне блата?
Мужчины поперхнулись воздухом и рассмеялись.
– Валюша, ну что ты такое болтаешь! Иди в дом к Лиле и скажи, что мы уехали в поле за тюками! – Мусса видел, как на щеках Элоди опять загорелись яркие пятна, и она, отвернувшись, быстро пошла к пикапу с прицепом.
– А что, это гениальная мысль, Мусса. Стань папочкой девочке, а там уже и в постель мамочки прямая дорога, – прошептал на ухо Муссе Марат.
– Пошел ты! – неожиданно зло огрызнулся Мусса. – Думаешь, для ребенка это шутки?
Мусса пошел следом за Элоди. Марат тряхнул головой и догнал его.
– Прости, ляпнул не подумавши.
– Забудь. Просто не шути так больше. Для детей это очень серьезно. Вспомни нас.
Марат нахмурился. Да, конечно, их родители расходились совершенно цивилизованно и спокойно и сохранили уважительные и даже дружеские отношения, но осадок и чувство боли все равно осело где-то глубоко внутри. И хотя они уже были не так уж и малы, когда отец с матерью известили их о том, что разводятся, и мозгами они все понимали, но сердцу-то болеть никак не запретишь. Может, поэтому они с Муссой совершенно не торопятся связывать себя обязательствами, потому что не верят в то, что это будет навсегда? Что не рассыплется в один день, и не будут их собственные дети переживать то же, что и они сами?
Пикап Элоди чихал и натужно стонал, пока заводился.
– Сколько лет этому корыту? – усмехнулся Мусса, садясь рядом с женщиной.
– Да, где ты раздобыла это раритет? – поддакнул Марат, влезая назад.
– Будете оскорблять моего Дина, пойдете пешком, – гордо ответила им Элоди.
– Прошу прощения? У твоего грузовика есть имя? – поднял брови Мусса.
– Да. Познакомьтесь, это мой Дин Винчестер! – улыбнулась Элоди. – Чистокровный американец. Сильный, надежный и жутко сексуальный.
– Черт, никогда не мог понять, что вы, девушки, находите сексуального в этих Винчестерах! Разве что их большие пушки и ножи! – возмутился Марат.
– А ты и не должен понимать! Ты ведь не девушка и вроде не гей! – Элоди медленно вывела машину со двора.
– Вроде? Да я самый натуральный натурал, какой только может быть, – возмутился Марат.
– Ага, значит, стопроцентный гомофоб.
– И ничего подобного! – почти обиделся Марат. – Я нормально к геям отношусь, просто прекрасно. Главное, чтобы они никак ко мне не относились. А то я как-то на своей заднице предпочитаю только женские ручки ощущать. Поэтому, чем дальше от меня гей, тем лучше я к нему отношусь.
– Мусса, а ты чего молчишь? – неуверенно улыбнулась ему Элоди.
– Хочешь поговорить со мной о моих сексуальных пристрастиях? – усмехнулся мужчина. – Так я тоже люблю только женщин, сладкая. Уж тебе ли сомневаться?
– Я не сомневаюсь, – Элоди опять покраснела. – Просто ты сидишь такой притихший.
– Ну, просто меня везет женщина… Как-то не по себе от того, что не я за рулем.
– А, вот оно что! Ты у нас шовинист и считаешь, что женщина за рулем опасней обезьяны с гранатой?
– Ничего подобного!
– Я вас поймала, братцы-кролики. Один гомофоб, другой шовинист!
– А вот и неправда! – возмутился Марат.
– Что неправда?
– Что мы кролики. Поверь, мы очень долгоиграющие! – рассмеялся Марат, откидываясь на спинку.
– Да я как бы знаю, – пробормотала Элоди себе под нос, опять краснея.
Судя по тому, какой горячий взгляд на нее бросил Мусса, он ее прекрасно расслышал.
– Ну, вот мы и на месте, – сказала Элоди, выезжая на поле. – Здесь около тысячи тюков. Нам нужно грузить их на кузов пикапа и на прицеп, отвозить домой и там разгружать и закладывать на хранение в сенник. Ну что, не пугает работенка?
– Элоди, скажи, сколько весит каждый тюк? – раздраженно нахмурился Мусса.
– Ну, что-то от 18 до 25 кг. А что?
– И ты хочешь сказать, что была намерена сама, в одиночку, перетаскать их все? – голос мужчины был все более злым. – Ты с ума сошла?
– У меня нет выхода, – пожала плечами Элоди. – Если эти тюки попадут под дождь, они очень быстро сгниют, и мои животные останутся без сена зимой.
– Но ведь кто-то должен тебе помогать! – возмущенно махнул рукой Мусса. – Нельзя женщине так много и тяжело работать!
– Мне и должны были помогать Коля с Мишей! Но они где-то нашабашили денег и теперь, пока не пропьют все до последней копейки, на работу не выйдут! А дождь уже на завтра обещали! И вообще, чего ты на меня орешь? Не хочешь работать – просто уходи. Я ведь тебя не заставляла!
И Элоди схватила ближайший тюк и потащила к прицепу, сгибаясь под его тяжестью. Мусса выругался себе под нос и выхватил у нее тяжелый тюк.
– Сядь за руль, женщина! – рявкнул он. – Будешь медленно ехать вперед, пока мы будем собирать эти гребаные тюки.
– Ты же не любишь женщин за рулем, – съязвила Элоди, и Мусса одарил ее взглядом, обещающим страшную расправу.
Марат, посмотрев на них, только покачал головой с загадочной улыбкой.
– Перчатки возьмите! Сено колючее! – сказала Элоди, протягивая им матерчатые перчатки.
Вскоре прицеп и кузов были загружены.
– Ну что, двигаем домой разгружаться? – крикнул Мусса.
Он уже снял футболку, и его мускулистое, расписное тело поблескивало от пота в жарких лучах солнца. Он поймал взгляд Элоди на себе и опять завелся за пару ударов сердца. Как ни постаралась она быстро отвести взгляд, Мусса все же прочитал в нем отражение собственного сексуального голода. Элоди хотела его так же сильно, как он ее. Губы Муссы сами собой опять растянулись в торжествующей улыбке победителя. Да, как бы она ни сопротивлялась, но она опять окажется под ним, и так скоро, как это только возможно. И будет это продолжаться до тех пор, пока он не насытится ее изысканной сладостью и, успокоив свой дикий голод по этой женщине, сможет спокойно пойти дальше.