Взлет «Беркута»
Шрифт:
– Ты кому это звонил в такую рань?
– Да Прошке, – нехотя ответил Иван Тихонович. Он абсолютно не хотел объяснять жене, что его самого разбудил звонок дежурного из Управления Службы Безопасности и передали приказ:
«В 8-00 быть в Центре с капитаном Беркутовым в приёмной генерала, начальника отдела по борьбе с терроризмом».
– Что, опять? Господи, да когда же это закончится? – Марья Антоновна обессилено опустилась на стул и умоляюще посмотрела на полковника. – Вань, оставь мальчика в покое, дай ему отдохнуть! Он ведь ещё после Анголы не поправился!
– Он не мальчик тебе, а солдат России! Машка, ты это брось и иди спать! – рявкнул полковник и, смутившись, отвернулся в сторону. Марья Антоновна обречённо вздохнула, потому что понимала, что спорить сейчас бесполезно, и тихо вышла
«Эх, Прошка, сынок! Права Машка, сколько же тебе досталось и когда всё это кончится?! – Иван Тихонович закурил сигарету, выпуская колечки и наблюдая за ними, уставился в окно.
Когда Прохор прибыл к ним в часть в составе желторотого пополнения, майор Ивлев поначалу не обратил на него внимания. Позже, когда он лично знакомился с влившимися в состав спецгруппы бойцами, его внимание привлекли чёрные пытливые глаза Прошки, его прямой, честный взгляд, и лишь когда он ознакомился с личными делами новичков, майор внимательнее присмотрелся к Беркутову. Отличный стрелок, всё свободное время посвящает изучению приёмов рукопашного боя, Прохор отдавал предпочтение восточным единоборствам, постоянно практиковался в метании боевых ножей и в скором времени достиг совершенства. Он метал ножи легко, словно играя, из положения лёжа, в прыжке, на звук и на шорох. Когда пришло то злополучное письмо из военкомата, подразделение уже грузилось в вертолёты, и полковник до сих пор с чувством мучительного стыда перед Прохором вспоминает, как он убирая письмо в нагрудный карман, подумал тогда: «Уж лучше погибнуть, чем прочитать такое». А потом они неслись на четырёх «вертушках» выручать гибнущее подразделение, и тогда впервые, когда Ивлев нёс на руках истекавшего кровью Беркутова к вертолёту, он заметил в его чёрных глазах странные жёлтые точки. Ивлев тогда настоял на награждении Прохора орденом, отправил с ним домой своего человека, потому что опасался за психику Беркутова, а когда встретил его на вокзале седого и повзрослевшего, с удовлетворением отметил про себя, что не ошибся, отправив с Прошкой сопровождающего. Когда он привёз Прохора на дачу, Мария, его жена была там, варила варенье в большом алюминиевом тазу. Увидев вошедших, она едва не выронила ложку и с изумлением уставилась на седого Прошку своими антрацитовыми глазами.
«Сколько нам тогда было? – Иван Тихонович улыбнулся, подлил себе чаю и снова закурил сигарету. – Прохору – 21, Машке – 39, мне – 42! Точно!», – он с удовлетворением кивнул головой.
– Вот знакомься Маша – это Прохор, а это моя жена, Марья Антоновна! – и, кивнув жене, они вошли в дом, где Ивлев рассказал Машке всё, что знал о судьбе этого парня. Марья Антоновна, интеллигентная и проницательная женщина, сразу всё поняла, а так как своих детей у них не было, она обрушила на бедного Прошку такой шквал материнской любви и заботы, что «дед» только крякал и качал головой, но, боясь гнева своей с виду тихой супруги, помалкивал. Полковник помог Прохору Беркутову без проблем поступить в Рязанское десантное училище, которое тот спустя положенное время с отличием закончил, выйдя оттуда с погонами лейтенанта и признанным среди курсантов мастером по восточным единоборствам.
«Вот Машка, глупая баба!», – хмыкнул полковник, вспоминая, как его жена с плачем кинулась на шею Прохору, ласково называя его «беркутёнком», когда он пришёл к ним в форме после выпускного в училище.
Приближался 1989 год. Наконец-то опомнившийся Генеральный секретарь ЦК КПСС решил прекратить бессмысленную бойню в Афганистане и вывести оттуда войска.
В создававшееся тогда под патронажем Службы Безопасности диверсионно-подрывное спецподразделение требовались специалисты, а так как подразделение именовалось «Беркут», сам Господь Бог привёл туда лейтенанта Беркутова, а куратором и руководителем группы назначили подполковника Ивлева. Прошка же через два месяца получил первое боевое задание и вылетел в Афганистан контролировать, а при надобности прикрывать вывод советских войск.
Ахмет Мусаев вышел на улицу, сладко потянулся и неодобрительно посмотрел на затянутое дождливыми тучами небо, которое грозной шапкой накрыло ущелье. Затем, зорко осмотревшись по сторонам, отправился проверить посты, в частности, прибалтийскую девушку-снайпера, и с трудом обнаружил её на верхушке сосны, вершина которой раздваивалась. Здесь-то и примостилась голубоглазая и молчаливая охотница.
«Хорошее место выбрала», – одобрительно подумал Ахмет, потому что даже с десяти шагов он с трудом различил прильнувшую к дереву худощавую фигурку.
– Как вы там, Инга? – спросил он снайпершу. Единственное, что он знал о ней, так это её имя и что у неё на пластиковом прикладе около тридцати зарубок.
– Нормально! – Инга скользнула по нему ледяным, равнодушным взглядом синих глаз, и командир, невольно поёжившись, вернулся в помещение.
А полковник Ивлев, помешивая ложечкой остывший чай, продолжал вспоминать, поглядывая на часы и с нетерпением ожидая приезда Прохора.
Январь в Афганистане, как начало ноября в Москве. Ледяной, мелкий дождик, вперемешку с мокрым снегом прижимал шквалистым ветром бойцов подразделения «Беркут» к голым камням на вершине горы. Прохор в бинокль разглядывал приближавшийся обляпанный грязью бронетранспортёр и с облегчением вздохнул, когда разглядел знакомую фигуру подполковника Ивлева, который к пятидесяти годам неожиданно для всех стал полнеть, раздаваться вширь. Остановившись у блок-поста, «дед» легко выбросил из верхнего люка своё массивное тело, обнял Прошку и, пожав руки остальным пятерым бойцам, которые зябко кутались в насквозь промокшие бушлаты, просипел простуженным голосом:
– Снимаемся! Живо на броню!
Разом повеселевшие спецназовцы быстро оседлали БТР, который. утробно рявкнув сизым выхлопом, резко дёрнул с места. Проезжая небольшой кишлак, который притулился у самого обрыва реки, тогдашний командир группы капитан Лыков попросил водителя остановиться, хотел заскочить в местную продуктовую лавку. Бойцы, недовольные остановкой. заворчали, а когда внутри помещения раздался выстрел, сразу притихли, сжимая в руках автоматы и настороженно переглядываясь. Тишина. Прошка соскользнул с БТРа, пригнувшись скользнул внутрь, и сразу раздалась длинная, хлёсткая очередь его «АКА». Дверь тихонько отворилась и показался чумазый мальчишка лет шести, за ним, безмятежно улыбаясь, вышел Прохор с котёнком в руках и почти сразу из проёма раздался гулкий хлопок. Беркутов дёрнулся, но устоял, рванул из-за пояса гранату, вырвал зубами кольцо и резко через плечо швырнул её назад, в раскрытую дверь, одновременно сбивая мальчишку с ног и закрывая его своим телом. Раненного Прошку и тело капитана Лыкова втащили на бронетранспортёр, и грозная машина понеслась на свой берег уже без остановок.
Беркутову было присвоено звание старшего лейтенанта, и его назначили командиром спецподразделения «Беркут». И только теперь, после Анголы, за шесть лет безупречной службы, ему присвоили звание капитана, хотя по характеру выполняемых Прошкой операций, ему давно пора ходить в майорах.
«Да-а, тяжело в нашей Конторе даются звания», – думал Ивлев. Его воспоминания прервал резкая трель звонка.
Когда он открыл дверь, Прохор, дурашливо вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал:
– Капитан Беркутов по вашему приказанию прибыл! Здорово, «Батя»!
Лицо «деда» вытянулось от изумления, а в округлившихся глазах заметались огоньки едва сдерживаемой ярости:
– Кто? Капитан Беркутов? Посмотри, на кого ты похож! Небритый! Немытый! В рваных штанах! А твоя дурацкая причёска скоро доведёт меня до инфаркта! Ты похож на бедного фермера из задрипанного мексиканского штата! – полковник шумно дышал, не сводя глаз со смутившегося Прохора. Действительно, его причёска в Конторе была притчей во языцех. Густые, волнистые с проседью волосы спереди, седой кокетливый локон, а сзади небольшой ковбойский хвостик, затянутый простой резинкой от велосипедной камеры, который доводил штабных офицеров до белого каления.
– Ну что ты орёшь на ребёнка? Дай ему хотя бы войти! – послышался сзади тихий, укоризненный голос. Резко обернувшись, Ивлев увидел свою жену, которая с нежностью смотрела на Прохора.
– А ты не лезь! Он командир элитного спецподразделения, а не ребёнок!
Иван Тихонович презрительно фыркнул, посторонился, пропуская Беркутова, и захлопнул за ним дверь.
– Да я в его-то годы… – он воодушевился и опять повысил голос.
– Вот с этого места, где ты упомянул про годы Проши, пожалуйста, поподробнее, – по-прежнему тихо, но настойчивее произнесла Марья Антоновна и перевела мерцающие в полумраке прихожей глаза на взбудораженного мужа.