Взлет и падение ДОДО
Шрифт:
Из раздумий меня вывел тихий голос Ребекки:
– Большая у вас квартира?
Я обернулась.
– Не очень.
Ребекка вздохнула – довольно громко, чтобы обратить внимание Тристана и Оды.
– Что ж, – сказала она чуть повышенным тоном. – Наверно, нам придется разместить ее у себя. Но только на одну ночь.
Эржебет услышала это, с улыбкой расправила плечи и подошла к нам. На миг с нее слетела всякая осторожность: она самозабвенно вскинула руки в ликующем жесте и воскликнула:
– Какое счастье вырваться из тюрьмы!
– Сколько у вас гостевых комнат? – тихонько спросил Тристан. – Я за нее отвечаю и должен…
– Вовсе вы за меня не отвечаете, – резко ответила Эржебет и вновь скроила презрительную мину. – И вы не вправе мною командовать.
– Извините, мисс, но без меня вы были бы сейчас дряхлой старухой в богадельне.
– Вы тут ни при чем, – парировала она. – Меня нашла Мелисанда. Ей это тоже не дает права мной помыкать, но по крайней мере я перед ней в долгу.
Из дневника Ребекки Ист-Ода
19 мая
Вчера мы привезли к нам всех троих. Я четко дала понять, что это наш дом, а не гостиница для физиков-экспериментаторов и живых ярмарочных экспонатов. (Разумеется, не в таких выражениях. До сих пор не могу прийти в себя по поводу Эржебет.)
Они тут же заспорили, кому где спать. У нас есть гостевая комната с двуспальной
ЭРЖЕБЕТ: Смехотворно, что вы (Тристан/Мел) отказываетесь спать вместе.
МЕЛ: Мы не отказываемся, мы…
ЭРЖЕБЕТ: Ну и отлично. Спите.
МЕЛ: Мы просто не спим.
ЭРЖЕБЕТ: Почему?
МЕЛ: У нас не такие отношения.
ЭРЖЕБЕТ: Почему?
МЕЛ: Просто не такие, и все.
ЭРЖЕБЕТ: Глупейший ответ и отнюдь не довод, чтобы лишить меня отдельной комнаты. Даже в той тюрьме у меня была своя комната для ночного сна.
МЕЛ: Он очень громко храпит, и я не смогу сомкнуть глаз.
ТРИСТАН: Да, я ужасно храплю, женщины меня все время из-за этого бросают.
ЭРЖЕБЕТ: Они бросают вас из-за другого.
МЕЛ: Так что давайте мы с вами ляжем на двуспальной кровати, а Тристан – в отдельной комнате.
ЭРЖЕБЕТ: Не могу поверить в те унижения, которым я подвергаюсь при вашем режиме. Делить не только комнату, но и постель. Последний раз со мной такое было в тысяча девятьсот тридцатых.
ТРИСТАН: Если вы хотите вернуться в Элм-Хаус, то я вас отвезу.
МЕЛ: Давайте вы уже все нах*р успокоитесь.
Тристан отвел Мел в сторонку обсудить наблюдение за Эржебет. Я в качестве хозяйки дома подошла узнать, не нужно ли ей что-нибудь из вещей. Оказалось, что она уехала из дома престарелых с одной-единственной большой сумкой из кожзаменителя, не иначе как украденной из фотоателье. Эржебет вытащила из этой сумки свои пожитки и разложила их на нашем комоде: старые-престарые щетинные щетки для волос, пару платьев и комбинаций, атласный мешочек с косметикой и туалетными принадлежностями, нейлоновые чулки. Плюс какую-то вещь не то из пряжи, не то из веревочек, что-то объемное. Пестрая кошка запрыгнула на комод, оглядела этот предмет, но садиться на него не стала.
Я присмотрелась внимательнее. Вещь была очень старая и ветхая. Центральную артерию составлял толстый шерстяной шнур длиной примерно с мою руку, к которому были привязаны несколько сотен ниточек потоньше, разной длины. На каждой были сотни узлов разной сложности и размеров, где-то чаще, где-то реже. Некоторые нити были нарочно спутаны, некоторые – собраны в пучки толщиной примерно в мой палец наподобие дредов. Все в целом походило на вещь, которую я помнила по своему любимому курсу в колледже, южноамериканской антропологии. Видимо, то, что я приняла за испорченную веревочную швабру, было на самом деле мнемонически-счетным устройством.
– Похоже на андское кипу, – заметила я.
– Ммм, – рассеянно протянула Эржебет. Она сняла туфли и теперь блаженно шевелила пальцами ног. – Мой лучше. – Она согнала кошку с комода. – А у вас что?
– Простите, не поняла?
– Что у вас для… – Она осеклась и растерянно захлопала ресницами. – Не важно. – Голос у нее был сердитый, но лицо скорее грустное. – Я забыла, что магии больше нет, кроме как в ОДЕКе. – Эржебет вгляделась в меня внимательнее. – Так вы не можете колдовать? Совсем?
– Не могу, – ответила я. Голос ровный, лицо непроницаемое.
– Теперь можете. В ОДЕКе.
– Я не умею колдовать, – ответила я, надеясь, что Мел вернется и прервет наш разговор.
– Ах да, – рассеянно проговорила Эржебет и принялась расчесывать волосы. – Конечно, если нельзя колдовать, то никто этому не учит. Интересно, попросит ли меня Тристан Лионс учить ведьм колдовству? Наверное, да.
– Я вроде бы не вызывалась стать ведьмой, – ответила я.
Она на миг замерла со щеткой в руке и заинтересованно глянула на меня.
– Вы и так ведьма.
– Извините. Я не знаю, почему у вас сложилось такое впечатление. Из-за того, что я знаю про кипу? Это никак не связано с магией, я просто…
Эржебет вновь принялась расчесывать волосы.
– Разумеется, вы ведьма, – чуть раздраженно проговорила она. – От вас пахнет как от ведьмы.
– Что? – изумилась я. – Что вы хотите сказать?
Она пожала плечами.
– Как пахнут младенец, старик, влюбленный? Это разные человеческие запахи. От вас пахнет ведьмой. Какое счастье снова расчесывать густые волосы! В молодости этого не ценишь по-настоящему.
– Извините, но я не ведьма. Это просто нелепость.
– Значит, ведьмой была ваша бабка, – спокойно объявила она, кладя щетку на комод. – Кто-то по женской линии. У вас это в крови.
Внезапно я как-то до нелепого сильно разозлилась на Фрэнка.
– Это мой муж подучил вас так сказать?
– Вот еще! Стала бы я что-нибудь говорить по указке вашего мужа.
– Мою прапрабабку повесили в Салеме, но она не была ведьмой.
– Значит, не она, а кто-то еще из ваших прародительниц. – Эржебет открыла атласный мешочек и принялась там что-то высматривать.
– Чепуха, – рассердилась я. – У меня нет такого. – Я ткнула пальцем в похожую на кипу вещь. – Я не колдую, я не ведьма, и если вам кажется, что от меня пахнет, я пойду и побрызгаюсь дезодорантом.
– Вы так себя ведете, будто я вас оскорбила, – с улыбкой проговорила Эржебет, вытаскивая из мешочка флакон настойки ведьмина ореха и ватный диск. – Я сделала вам самый большой комплимент.
– Не по моим меркам, – ответила я.
Выйдя от нее, я отправилась прямиком к Фрэнку, который за всю нашу совместную жизнь так и не усвоил, что салемская охота на ведьм – не повод для шуток. Он заверил, что ничего не говорил Эржебет, и напомнил, что не оставался с ней наедине, а потом – видимо, раз уж я первая затронула эту тему, – повторил свое любимое шутливое предположение, будто Мэри Исти и вправду была ведьмой.
– Теперь, когда выяснилось, что ведьмы существуют на самом деле, неужели тебе не хочется узнать точно? – проговорил он с обычной многозначительной улыбочкой.
Ну разве я могла когда-нибудь сердиться на Фрэнка за его любопытство? Итак. Я отнесла гостям полотенца и стаканы для воды, затем поднялась на чердак, где стоит бабушкин сундук. За четверть века я так его и не открыла, сколько Фрэнк ни уговаривал. Бог весть, что заставило меня открыть его в этот вечер. Родословную свою я знаю и без того, в письменных подтверждениях не нуждалась. Но что-то погнало меня на чердак именно сегодня.
Я дернула за шнурок, включила голую лампочку под потолком, встала на колени перед тяжелым кедровым сундуком, который стоит ровно посередине между трубами центрального отопления, окном и чердачной дверью. Сдула сверху основной слой пыли. Взяла за два ближайших угла и осторожно подняла недовольно скрипнувшую крышку: засов сломался по меньшей мере полвека назад.
Внутри лежала стопка семейных документов – я знала, что найду их там, – но тут я увидела вещь, которую раньше не замечала. В первый миг я приняла ее за шарф или просто старую тряпку. Потом поняла. Застыла. Голова закружилась. Сходство с веревочками Эржебет было несомненно. «Надо рассмотреть внимательнее, –
Тело меня не слушалось. Руки сами аккуратно закрыли крышку. Я встала и быстро вышла, словно меня гнала внешняя сила. Потом села на верхнюю ступеньку и сидела в темноте, дожидаясь, когда все в доме, даже Фрэнк, крепко уснут.
В которой кое-кому не хватает магии
На следующий день мы вернулись к ОДЕКу и начали более сложную серию экспериментов. Ребекка Ист-Ода ясно дала понять, что их с Ода-сэнсэем участие в проекте естественным образом завершено, так что ни он, ни она с нами не поехали.
Следующие две недели – пока Эржебет восстанавливала навыки колдовства и показывала нам свои умения, – мы сидели в здании почти безвылазно. Хотя нам не запрещалось выходить наружу, чтобы поесть, погулять, проветриться (я даже иногда заскакивала домой помыться), мы с Эржебет спали в помещении с ОДЕКом, а Тристан еще раньше устроил себе холостяцкую берлогу в старом офисе. К нашему приезду Максы уже притащили раскладушки, полотенца, постельное белье, двух упитанных лабораторных крыс, крысиный корм, ящик «Лучшего старого тиршитского горького» для Тристана, зубные щетки и пасту (Господи, сейчас я бы заплатила телом за тюбик «Креста»! Чистить зубы пастой из буры и костной ткани каракатицы, «подслащенной» анисом… брр), а также столько сухих хлопьев для завтрака, сколько влезло в офисный холодильник. Еще было несколько коробок с произвольным на вид реквизитом из списка, который Тристан накануне отправил Максам эсэмэской. Обустроив наш бункер, Максы немедленно собрались и отбыли – надо понимать, на следующее теневое правительственное задание. Они забрали с собой всех Владимиров, кроме одного. У нас по-прежнему оставался полный комплект Лукасов для охраны здания, но в остальном те были бесполезны.
Наступила долгая череда однообразных дней. Мы питались едой навынос, относительно невкусной (по меркам двадцать первого столетия… контекст, как всегда, определяет всё!), а к вечеру так уставали, что не могли даже разговаривать. Тристан в особенности выглядел замотанным и озабоченным. Воспоминания об этом периоде у меня остались довольно тусклые, несмотря на то что занимались мы удивительными вещами.
В первую неделю, по указанию Тристана, были проведены следующие эксперименты: материализация неодушевленных предметов, как природных (например, камней и палок), так и созданных человеком (например, игрушечного пистолетика с пистонами… или по крайней мере чего-то его напоминающего), изменение химического состава жидкостей (например, превращение обычной воды в соленую), перемещение небольших предметов (например, материализованного пистолетика) из одного места в ОДЕКе в другое. Указания менялись от обыденных («выверните этот свитер наизнанку») до затейливых («превратите это ванильное мороженое в шоколадное с орехами»), жутковатых («оживите чучело кошки») и ошарашивающих («превратите эту лабораторную крысу в тритона»).
Эржебет охотно демонстрировала свои умения, хотя через день или два, освоившись с ними после долгого перерыва, дала понять, что находит сами задания скучными и дурацкими. Она известила нас, что будет колдовать, потому что ей это нравится, а не просто потому, что мистер Тристан Лионс того требует. Она разминала мускулы, которые не разминала много лет, и, до определенной степени, рисовалась перед нами. Однако мы знали: рано или поздно она натешится и откажется продолжать этот ярмарочный балаган.
Тристан не тратил время на объяснения, чего именно хочет его начальство, и я, беря с него пример, просто старалась как можно больше узнать о возможностях Эржебет, хотя задача эта оказалась нелегкой. Эржебет сама назначила нас хорошим/плохим полицейским, так что естественно было играть эти роли. Тристан давил; я улещивала. Он внушал ей ощущение собственной значимости, я – чувство, что ее ценят. Если честно, дня через три стало ясно, что моя работа куда труднее: Эржебет была, если прибегнуть к поствикторианскому выражению, «дамочка с запросами».
Помимо ее фанаберий, нас больше всего напрягало, что мы не можем заснять или записать то, что она делает в ОДЕКе. Сами мы с ней тоже находиться не могли, потому что сразу теряли сознание. Закончив очередное колдовство, Эржебет стучала по дверце ОДЕКа, чтобы ее выпустили.
Соответственно, узнать что-нибудь мы могли только с ее слов. Поскольку на вопросы Тристана Эржебет не отвечала (вернее, отвечала, но лишь колкостями), он делил время между изучением объектов, над которыми она колдовала, и ежечасными отчетами о ее успехах, которые слал в теневую правительственную структуру по электронной почте. Видимо, Максы в красках расписали магическое преображение Эржебет, и теперь начальство хотело, чтобы каждое ее новое действие было таким же сногсшибательным, как она сама.
Я беседовала с Эржебет после каждого сеанса в ОДЕКе, но не сказать, что многого добилась. Вот почти дословно, насколько я помню, суть одной из первых попыток:
(В этом эксперименте Эржебет взяла в ОДЕК мой свитер и превратила его из зеленого шерстяного в сиреневый полиэстеровый, что заняло неожиданно много времени – почти весь вечер – и странным образом совершенно ее вымотало. NB: да, у Тристана были особые причины для такого легкомысленного на первый взгляд задания.)
МЕЛ: Вы можете объяснить, как это сделали?
ЭРЖЕБЕТ: Пфуй! Нашла, где ты в сиреневом полиэстере, и переместила сюда. Найти было трудно. Не так много шансов найти у тебя в гардеробе полиэстер.
МЕЛ: Физики сказали бы, что в одной из параллельных реальностей в мультивселенной существует Мел в сиреневом полиэстеровом свитере.
Эржебет делает презрительную гримаску и пожимает плечами: мол, ее не
МЕЛ: Мы хотим понять, как он оказывается здесь, в этой реальности, и что происходит с изначальным свитером.
ЭРЖЕБЕТ: Я вызываю его сюда и избавляюсь от первого.
МЕЛ: Но как? Каким способом?
ЭРЖЕБЕТ: Так же, как ты делаешь все остальное. Ищешь способ получить нужный результат. Надо, чтобы вещь сгорела, кидаешь ее в огонь. Надо, чтобы она стала мокрой, льешь на нее воду. Надо, чтобы вещь с верхнего этажа попала на нижний, отправляешь кого-нибудь ее перенести. Тут в точности то же самое. Только сложнее рассчитать, что делать. Например, в этом сравнении – по какой лестнице отправить слугу, с какой скоростью и так далее.
МЕЛ: Но вы можете объяснить технически, не метафорически – что делаете и как?
ЭРЖЕБЕТ: Пфуй, если ты не понимаешь простейшего объяснения, то где уж тебе понять техническое.
МЕЛ: Можете вы по крайней мере объяснить, почему у одних людей получается колдовать, а у других – нет?
ЭРЖЕБЕТ: Это все равно что спрашивать, почему слепой не знает, как пахнет синий цвет.
…и такими были все наши разговоры. На моем тогдашнем ноутбуке оставались транскрипты двух десятков бесед. Сейчас они, вероятно, либо заархивированы, либо стерты. Если в следующие три недели я не выберусь из 1851-го, я не узнаю, что именно с ними сталось.