Взлет и падение ДОДО
Шрифт:
Наконец Тристан взял себя в руки.
– Итак, – начал он и негромко кашлянул, – значит, все хорошо. Как вы это сделали?
– Колдовство было большое. Сложное, – беспечно отвечала Эржебет. – Но я репетировала его в голове сто шестьдесят лет, шлифовала то, что придумала еще в Будапеште. Я хотела убедиться, что меня устраивает работа ОДЕКа. – Она улыбнулась и качнула бедрами, так что подол коктейльного платья волной колыхнулся у колен. – И – да, мне никогда не колдовалось так легко, как в этом ОДЕКе. Мне очень понравилось. Что наколдовать теперь?
– Какие виды магии вы обычно практиковали? – спросил
Я послушно взяла ноутбук, села, открыла программу-диктофон и нажала «запись»; в качестве бэкапа я решила печатать их беседу и замерла, держа пальцы на клавиатуре.
Эржебет посерьезнела, но даже так она была гипнотически прекрасна.
– Я была молода, магия угасала, а время было очень бурное. Моя матушка состояла на службе у Лайоша Кошута, и если вы хоть что-нибудь знаете о нашей истории, то понимаете, что колдовство ее редко оказывалось действенным. Я помогала ей, когда она просила.
По-прежнему глядя на Эржебет, Тристан сделал мне знак.
– У Лайоша Кошута, – повторила я, печатая.
– Через «о», – сказала она мне.
– Через «о», знаю, – ответила я.
Ее волшебные темные глаза вновь обратились к Тристану.
– Мне нравится, что Мелисанда образованная, – одобрила Эржебет, словно это его личная заслуга, и продолжила: – Когда революция потерпела крах, после бегства Кошута в сорок девятом, аристократы стали приглашать меня и мою матушку показывать им глупые салонные фокусы. Мы меняли кому-нибудь цвет волос или заставляли кого-нибудь выбалтывать глупые детские тайны. Унизительное занятие, я его ненавидела, однако матушка очень тревожилась из-за угасания наших сил и боялась утратить покровительство этих ужасных людей. Она так лебезила перед ними, что я, дабы не видеть ее позора, уехала за границу.
– Куда? – спросил Тристан.
– Я хотела последовать за Кошутом, но его жена этому воспротивилась, и я на время отправилась в Швейцарию – учиться у одной могущественной ведьмы. Она стремилась передать младшим различные формы колдовства, в том числе уже невостребованные в ту эпоху, поскольку мир, видя упадок наших сил, обращался к нам все реже и реже. Задним числом ее усилия представляются несколько романтичными, как если бы сегодня учили определять долготу с помощью хронометра. Мало что из усвоенного пригодилось мне в дальнейшем, однако я по-прежнему благодарна ей за науку, хотя со временем оставила ее и вернулась к родителям в Будапешт.
– Так вы можете превратить кого-нибудь в тритона? – спросил Тристан, переходя к делу.
– Могу, конечно, – ответила она. – Что за глупый вопрос!
– А обратно превратить сможете? – быстро вставила я.
– Если захочу, – беспечно заметила Эржебет. Затем с легким вызовом глянула на Тристана. – Хотите меня проверить?
Он на мгновение задумался, оценивая ее на самых разных уровнях.
– Давайте начнем с неодушевленных предметов, – сказал он наконец. – Полагаю, это возможно? В смысле, можете вы… преображать неодушевленные предметы?
– Скажите, что вам нужно, – произнесла она, раздвигая губы – почти расплываясь – в чарующей улыбке.
Теперь они улыбались друг другу, словно лучшие друзья. Тристан взволнованно закусил нижнюю губу, что придало ему очаровательно глупый вид.
Потом
– На сегодня ограничимся несколькими шагами на самом базовом уровне. Стоукс будет записывать. Миз Стоукс будет записывать, – быстро поправился он, предвосхищая ее недовольство.
– Жаль, те глупые аристократы уже умерли, – с жаром произнесла Эржебет. – Как бы я им могла сейчас отомстить!
– Забудьте про них, – сказал Тристан, – у вас без того дел будет предостаточно.
До конца вечера он давал Эржебет простые задания, а мы смотрели и
Сперва Тристан поставил в ОДЕК галлон белой краски и попросил Эржебет превратить ее в черную, что та и сделала, а после того как Максы взяли немного краски на анализ, вернула ей белый цвет (эту краску тоже взяли на анализ). Выяснилось, что Эржебет может придать краске любой цвет, например, точно в тон предмета, помещенного с нею в ОДЕК. (Ей не удавалось воспроизвести результат, если краска или предмет находились вне ОДЕКа – и ее, и Тристана это доводило до исступления). Затем он поручил ей сгибать металлические стержни в идеальные кольца, раскалывать камни, разбивать и восстанавливать стекло. К тому времени мы убедились, что никто, находящийся с ней в ОДЕКе, не может (по определению, вообще-то) сохранять ментальную когерентность, так что Эржебет теперь колдовала в одиночку. Ее действия внутри ОДЕКа оставались для нас полнейшей загадкой.
На каждое волшебство требовалось от пяти до двадцати минут. Поначалу успех взбодрил Эржебет, но после первого десятка экспериментов она начала выказывать признаки усталости. Тристан предпочел их не замечать и попытался выйти на новый уровень: попросил ее материализовать что-нибудь из ничего.
– Не бывает никакого «ничего». Даже в том, что вы называете вакуумом. Но сейчас я устала, – сказала она, облокотясь на панель управления. – Материализация – сложное вызывание и требует множества расчетов. И мне надоело колдовать по вашей указке, мистер Тристан Лионс. Может быть, завтра.
Сказано это было так, что Тристан не посмел настаивать. Вид у него был разом довольный и огорченный.
– Значит, на сегодня шабаш, – объявил он. – Встречаемся здесь завтра в девять ноль-ноль. И, мисс Карпати, спасибо вам за сегодняшние труды. Вы начали менять будущее магии. Спасибо.
Эржебет состроила свою обычную презрительную гримаску и не ответила.
Максы – которые пялились на красавицу-ведьму практически все время, что она была не в ОДЕКе, – начали собирать куртки и сумки, и тут меня поразила внезапная мысль: «Куда мы ее денем?» Не обратно же в дом престарелых – об этом не могло быть и речи.