Взлет и падение "красного Бонапарта". Трагическая судьба маршала Тухачевского
Шрифт:
Инициатива создания специального военного суда для рассмотрения дела Тухачевского и др. и привлечения в состав суда широко известных в стране военных руководителей принадлежала Сталину.
10 июня. Подготовительное заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР. Вынесено определение об утверждении обвинительного заключения. Всем обвиняемым вручены копии обвинительного заключения.
11 июня. «Правда» опубликовала сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе по делу Тухачевского и других, которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в «нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене РабочеКрестьянской Красной Армии».
Суд
11 июня Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР рассмотрело в закрытом судебном заседании в Москве дело по обвинению Тухачевского и других. После чтения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявили, что они признают себя виновными, и в ходе судебного заседания подтвердили те показания, которые дали на следствии.
В 23 часа 35 минут 11 июня 1937 года председательствующим Ульрихом был оглашен приговор. Все восемь подсудимых приговаривались к расстрелу.
В ночь на 12 июня Ульрих подписал предписание коменданту Военной коллегии Верховного суда СССР Игнатьеву — немедленно привести в исполнение приговор о расстреле Тухачевского и других осужденных. Разговоры о том, что судьи сами приводили приговор в исполнение — легенда. Акт о расстреле был подписан присутствовавшими при исполнении приговора Вышинским, Ульрихом, Цесарским, а также Игнатьевым и комендантом НКВД Блохиным.
Стенограмма процесса пока недоступна (да и сохранилась ли она?), зато историкам известны две докладные записки членов судебного присутствия. Первая принадлежит командарму 1-го ранга Белову. Она была полностью опубликована в 1996 году в Неаполе, в России же долгое время была известна лишь в отрывках. Мы обратимся к ней позже (да и читать там особо нечего).
Вторую записку, написанную Буденным и адресованную наркому обороны Ворошилову, при отсутствии доступа к стенограмме процесса можно использовать в качестве отчета о нем. До недавнего времени эта записка тоже была известна лишь в вольно трактуемых отрывках, и только в 2012 году она была опубликована в журнале «Клио» историками Гровером Ферром и Владимиром Бобровым.
Буденный, конечно, не секретарь, чтобы стенографировать все по порядку, он пишет о том, что ему, военачальнику, больше всего запомнилось и что его больше всего поразило. Главным образом, как держались подсудимые, а также некоторые аспекты их показаний.
«… При открытии заседания суда подсудимым было зачитано обвинительное заключение, которое произвело на них исключительно сильное, подавляющее впечатление. Особенно растерялись Эйдеман и Фельдман, хотя и все подсудимые с точки зрения мужества производили весьма жалкое впечатление. Внешне они выглядели жалкими ничтожными слюнтяями».
Буденный — не пропагандист и не газетчик, чтобы разбрасываться эпитетами. Это едва ли не единственная эмоциональная оценка во всем письме, очень сдержанном и деловом. Кого-кого, а Буденного в отсутствии мужества никто бы заподозрить не мог — другому лихие парни из Первой Конной и не подчинились бы. Так что эта оценка — уже сама по себе приговор.
«Допрос начался в следующем порядке: Якир, Тухачевский, Уборевич, Корк, Эйдеман, Путна, Примаков, Фельдман. В таком же порядке им было предоставлено последнее заключительное слово.
В своем выступлении на заседании суда Якир остановился на сущности заговора, перед которым стояли задачи реставрации капитализма в нашей стране на основе фашистской диктатуры. К этому они должны были прийти двумя путями: во-первых, свержением существующей власти внутренними силами, при помощи вооруженного переворота и, во-вторых, если первое не будет осуществлено, то при помощи военного поражения, с участием интервентов в лице германского фашизма, японского империализма и Польши. При последнем варианте в виде компенсации интервентам им отдавалась часть территории нашего государства: Украина — Германии, Дальний Восток — Японии».
Это мы уже знаем из показаний Радека и Пятакова на «втором московском процессе». А вот дальше идет кое-что интересное.
Для поражения советских армий у заговорщиков была договоренность с германским генштабом в лице генерала Румштедта и генерала Кёстринга, и специально составлялся план поражения РККА во время войны.
Как в первом, так и во втором случаях средства для свержения Советского правительства и руководства партии применялись все без исключения. Ничем не брезговали: террор, шпионаж, диверсия, вредительство, провокация, компрометация руководителей партии, правительства, армии и советской власти.
По словам Якира, у них было решено, что для данного дела все средства хороши».
«План поражения» полностью отражен в показаниях Тухачевского и приведен в Приложении. К сожалению, так и не опубликована вторая его часть, где говорилось не о стратегических разработках, а об ежедневном «вредительстве». Любопытно было бы сравнить написанное там с происходившим в западных округах в июне — июле 1941 года.
«… Возникновение заговора относится, по сути дела, к 1934 году, а до этого, начиная с 1925 года, по выражению Якира, происходила «беспринципная групповщина». Другими словами, шли разговоры о неудовлетворительном руководстве армией, неправильном отношении со стороны руководства партии и правительства к «известным» «большим» людям зиновьевско-троцкистской и правой оппозиции. Также были подвергнуты резкой критике мероприятия партии и правительства при коллективизации 1930–31 годов…»
Правда, Тухачевский, согласно его собственным показаниям, был завербован еще в 1927 году, а в 1930-м дал Енукидзе согласие сотрудничать с заговорщиками. Так что уж маршал-то явно не примкнул к заговору в 1934 году, а участвовал в нем гораздо раньше.
«В 1934 году от этих «беспринципных разговоров» перешли к объединению единомышленников, и в своем кабинете Тухачевский заявил, что от слов пора переходить к делу, и тогда же было решено, что деловыми вопросами должны стоять вербовка единомышленников в РККА. Для этого наиболее подходящими в армии были троцкисты, зиновьевцы и правые. Было решено этих людей всячески популяризировать в общественно-армейском мнении и продвигать по службе на ответственные посты по строевой, политической и хозяйственной линии, а также по вооружению и организационно-мобилизационной работе.
Как на политическую фигуру заговорщики ориентировались на Троцкого и его блок, в который входили троцкисты, зиновьевцы, правые, националисты, меньшевики, эсеры и т. д.
Считалось, что для выполнения всех этих задач должна быть прежде всего строжайшая армейская конспирация. Для этой цели применялась тактика двурушничества в партии и очковтирательство в работе.
К концу Якир заявил, что в нем сочетались два Якира. Один, дескать, советский, а другой — враг народа, шпион, предатель, диверсант, террорист — все, что хотите».